Байки
В Москве на Остроженке вдруг вижу едущего в коляске Станиславского! Я еще даже не начинающая актриса, а только мечтающая начать.
Станиславский!..
Изнутри невольно рвется крик:
— Мальчик мой дорогой!
Станиславский хохочет от души, потому что он старше и назвать мальчиком театрального мэтра могла только такая экзальтированная девица как я, и со всей дури.
Не знаю, почему мальчик. Просто всех особей мужескаго пола, которые мне приходятся к душе, норовлю назвать мальчиками, — от Станиславского до приблудного щенка. Собаку тоже назвала Мальчиком. Но если бы Станиславский увидел человечьи глаза этого Мальчика, он не обиделся бы на мой тогдашний крик.
* * *
Каких только глупых вопросов не задают журналисты!
— Фаина Георгиевна, кем была ваша мать до замужества?
— У меня не была матери до ее замужества.
— В вашем паспорте значится «Григорьевна». Почему вас все зовут Георгиевной?
Идиот, откуда же я знаю? Ведь это не я зову. Но выражать свои мысли открыто нельзя, потому шучу:
— Льстят.
— ?
— Гришка — Отрепьев, а Георгий — Победоносец!
— А фамилию Раневская вы в честь чеховской героини взяли?
— Нет, я взяла Ранявская, это в документах спутали.
— Почему?
— Почему спутали? Потому что неграмотные.
— Нет, почему Ранявская?
— Потому что все роняла.
Каков вопрос — таков ответ, как говорится.
* * *
Лидию Смирнову (помните такую красотку?) идеально умел снимать ее муж Володя Раппопорт. Он гениальный оператор, он даже меня в «Фитиле» снял так, что я вышла весьма ничего себе, вовсе не фрекен Бокк.
Фильмы у Раппопорта и Смирновой были всякие, в том числе полное г...но, вроде «Нового дома». И все равно Лида в нем красавица. Зло взяло, встретила ее возле дома, не смогла сдержаться, чтобы не сказать гадость:
— Лида, вчера видела фильм с актрисой-красоткой. Ваша однофамилица Смирнова. Не знаете, кто это?
Бедная Лида даже побледнела, впору валерьянкой отпаивать. Неужели ее можно не узнать в кадре?! Пришлось успокоить:
— Ну-ка, повернитесь. А теперь спиной. Лидочка, сознайтесь, это были вы?!
Та мямлит:
— Я, конечно, Фаина... Неужели я так плохо выгляжу?
— Нет, наоборот! Если на экране красотка, то в жизни Венера Милосская, только с руками.
* * *
Виктор Розов очень гордился тем, что его пьесы имеют такой успех у зрителей.
Терпеть не могу хвастунов.
Как-то раз Розов сокрушенно вздыхает:
— Как жаль, Фаина Георгиевна, что вы вчера не были на премьере моей новой пьесы!
Дождался бы уж, пока сама поинтересуюсь, как прошла премьера. Он не интересуется, потому и я молчу. Он снова заводит:
— Знаете, люди у касс устроили настоящее побоище!
Напросился.
— Ну и как, им удалось вернут обратно деньги за билеты?
Больше передо мной не хвастает.
* * *
Провинция, крошечный театрик, куда зрители заглядывают только нечаянно или с перепою. Либо когда приезжают столичные знаменитости.
Двое местных жителей стоят перед афишей, один с осуждением говорит другому:
— Глянь, как оборзели эти столичные. Через два часа спектакль, а они до сих пор не решили, что будут играть!
На афише значится: «Безумный день, или Женитьба Фигаро».
* * *
На вечере-разговорнике, как я называю иногда литературно-театральные вечера за болтовню не по теме, одна из наивных девочек, широко распахивая глаза, чтобы казались больше, томным голосом интересуется:
— Фаина Георгиевна, что такое любовь?
Девочка будущая актриса, ей бы спрашивать о ролях, спектаклях... Но вот, поди ж ты, любовь...
Смотрю на нее, пытаясь придумать, что ответить, чтобы не обидеть. Потом пожимаю плечами:
— Забыла, уж простите старуху...
Зал подхихикивает не столько надо мной, сколько над девчонкой, надо срочно отвлекать внимание.
— Но помню, что что-то очень приятное, деточка...
Теперь смеются над моим ответом, а не над ее вопросом.
* * *
Хрущевская оттепель, кажется, что можно почти все, во всяком случае, говорить многое. Разговор о том, что вот-вот падет железный занавес и, возможно, откроют свободный выезд из страны.
У меня интересуются:
— Фаина Георгиевна, а что бы вы сделали, если бы открыли границы?
— Спешно влезла на дерево.
— Почему?
— Затопчут!
Границы не открыли, залезать не пришлось. А оттепель и в погоде понятие краткосрочное. Если в нашей стране тепло несколько месяцев длится, то оттепель и того короче.
* * *
Бывали шутки, за которые можно было уехать далеко. Но меня бог миловал.
Прием в Кремле. Сам Хозяин соизволил снизойти до беседы, а у меня, как на грех, что-то болело, настроение мрачное. Хозяин ждал-ждал шутки с моей стороны, не дождался, решил подать пример:
— Вас, товарищ Раневская, и самому большому глупцу в мире не рассмешить.
— А вы попробуйте.
Стало слышно, как звенит в ухе и стучат зубы у кого-то из чинов. Что полагалось после такого ответа?
Ничего не случилось. Почему — не знаю, может, не дошло?
* * *
Дружбой с властью нужно уметь пользоваться. Я не умела, наоборот, меня до власти допускать опасно, ляпну еще что не то.
Вот Александров умел.
На приеме в Кремле Сталин, разыгрывая заботливого отца, стал интересоваться у кинематографистов, что они бы хотели получить уже завтра лично для себя.
Один жалуется на тесноту и получает квартиру.
Второй — на нехватку свежего воздуха и спокойствия для работы, получает дачу.
Третий — на проблемы с транспортом, ему обещана машина.
Доходит очередь до Александрова. Григорий Васильевич скромно просит у Сталина его книгу «Вопросы ленинизма» с автографом.
Получает книгу, квартира, машина и дача идут впридачу.
* * *
В санатории рядом невыносимо занудный засрака (заслуженный работник культуры), все не по нему, все не так.
— Суп невкусный, котлеты плохо прожарены, компот несладкий... А вот это что, разве это яйца, смех один! Вот у моей мамочки, я помню, были яйца!
Не выдерживаю:
— А вы не путаете ее с папочкой?
Ляпнула, а человеку пришлось уехать, потому что по санаторию разнеслось:
— Вон идет тот, у кого мамочка с яйцами.
* * *
— Вы по-прежнему молоды и прекрасно выглядите!
На мою такую откровенную лесть должна бы последовать лесть ответная, но дама решает играть в правдивость:
— К сожалению, Фаина Георгиевна, не могу ответить вам тем же.
Напросилась.
— А вы бы, милочка, соврали, как я!
* * *
Как это ужасно — встретить свою первую любовь через много-много лет!
Мы с трудом смогли скрыть свое неприятное удивление и старательно делали вид, что никогда раньше не были знакомы. Так старательно, что сами поверили. Полегчало, он мне стал казаться вполне симпатичным старичком. Но стоило вспомнить, что я знала его в молодости, как все очарование снова пропало.