На правах рекламы:

Пневматическая груша для бокса купить — купить пневматическую грушу для бокса (box-plus.com)

Глава двенадцатая. Юбилеи, юбилеи, юбилеи...

Фаина Георгиевна не любила своих юбилеев и старалась по возможности скрывать их. Видимо, она была согласна с мыслью Кароля Ижиковского: «Юбилей — орудие мести тех, кто вынужден признать чужую славу». Тем не менее юбилейные даты Раневской не оставались незамеченными ее друзьями и, конечно, прессой и телевидением. Что любопытно, о них писали не только московские СМИ, но и газеты далеких от столицы городов. Так, статья Э. Осиповой «Любимая актриса» была опубликована в хабаровской газете «Тихоокеанская звезда» к семидесятилетнему юбилею Раневской, в августе 1966 года. В ней говорилось: «Только после революции пришло для актрисы время серьезных ролей при переполненных зрительных залах. Огромный успех принесла Раневской роль изворотливой спекулянтки Дуньки в известной пьесе Константина Тренева "Любовь Яровая"... Беспощадно издевается она в фильме "Весна" над молодящейся, кокетничающей старухой Маргаритой Львовной...

Но творческая палитра актрисы — многокрасочна. Васса Железнова в одноименной драме Горького — первая роль, в которой Раневская поднимается на высоты подлинного трагизма. Невозможно не сказать об огромном успехе Фаины Раневской в драме испанского драматурга А. Касона "Деревья умирают стоя". Такой творческий диапазон — немалая редкость в искусстве. Вот почему всякая новая работа прославленной актрисы, каждый ее выход на сцену — это и до сих пор неожиданность, новость, открытие».

Назовем еще одну заметную публикацию, посвященную 70-летию актрисы. В «Московской правде» была напечатана большая статья В. Евсеева «Волшебница с площади Маяковского». Автор отмечает, что, несмотря на популярность фильма «Подкидыш», наверное, было бы неправомерно ставить его в один ряд с такими фильмами, как «Член правительства», «Она защищает Родину», «Сельская учительница» (в этих фильмах главную роль сыграла Вера Марецкая). Но с другой стороны, пройдет несколько лет и Раневская, сыграв главную роль в фильме Михаила Ромма «Мечта», наглядно докажет, покажет, что ей по силам не только роли комические...

Автор статьи справедливо отмечает, что актерские судьбы Марецкой и Раневской складывались по-разному, хотя они уже много лет работают в одном театре. Если у Веры Петровны всегда были хорошие роли и в театре, и в кино, то у Раневской все складывалось по-иному Порой она годами не имела новых ролей, да и, будучи уже признанной киноактрисой, получала вдруг недостойные ее таланта роли (вспомним ее участие в фильме «Осторожно, бабушка!»). Автор статьи пишет: «У В.П. Марецкой и Ф.Г. Раневской — радостные юбилеи. Предстоят еще торжественные вечера, приветственные речи, адреса и подарки. Но самый большой подарок они уже сделали себе сами... Это — две новые, поистине замечательные работы. Марецкая сыграла вдову полковника в одноименной пьесе Юхана Смуула. А Раневская — заглавную роль в спектакле "Странная миссис Сэвидж"... В 60 и 70 Марецкая и Раневская сыграли роли, которые стали событием в жизни театральной Москвы. Сегодня они на вершине пути, а это значит, многое еще впереди».

Семьдесят пять лет — не круглая дата, но пять лет немало значат для любого человека, особенно актера. В жизни Раневской эти годы после семидесятилетия прошли под знаком спектакля «Странная миссис Сэвидж». В этом спектакле, как писал в своей статье «Непроходящая любовь» в газете «Комсомольская правда» журналист Валерий Туровский, «Фаина Георгиевна сыграла свою героиню воистину странной, странной до дикости, странной настолько, что "любящим" благополучно-буржуазным детям ничего больше не остается, как заключить мать в тихую обитель для сумасшедших. И они, дети, по-своему правы: разве не безумство одаривать нищих, покровительствовать несчастным, болеть чужой бедой как своей. Мир со смещенными нравственными понятиями иначе и не мог расценивать ее благие деяния. Тему одиночества человека в "безумном мире" продолжила актриса в новой своей работе — роли Люси Купер в спектакле "Дальше — тишина". Высокий трагизм, в который нет-нет да и вплетается что-то удивительно знакомое, близкое, каскадно-раневской... Здесь актриса последовательно и страстно защищает человеческую личность от натиска обезличенной буржуазности...».

Хотя Фаина Георгиевна всячески отказывалась от празднований юбилеев, но отметить семьдесят пятую годовщину она согласилась — ее уговаривал весь коллектив Театра имени Моссовета во главе с Юрием Александровичем Завадским. Окончательно ее уговорил Ростислав Плятт, тоже не любивший подобные мероприятия, сказав: «Фаина, я буду тамадой». Но... человек предполагает, а Бог располагает. В июне 1971 года Раневская вновь оказалась в кремлевской больнице и юбилей прошел без нее. Ей оставалось читать посвященные этой дате статьи в газетах. Особенно ее обрадовала статья «Наши знатные земляки. Народная артистка» в «Таганрогской правде» (27 августа 1971 года). По телефону она связалась с корреспондентом газеты и поблагодарила его за публикацию: «Непременно передайте таганрожцам мой сердечный привет. И самые добрые пожелания во всем». Позже автор статьи Николай Чайка получил от нее письмо: «Дорогой Николай Дмитриевич! Сердечное спасибо за доброе ваше письмо, за газету из Таганрога. Статья меня очень взволновала, вернула к воспоминаниям о детстве, молодости. Меня очень смущают такие восторженные отзывы в некоторых газетах, вызванные моей "датой", а ведь я так мало сделала! Могла бы больше, но не удалось». Таких звонков в больницу да и статей в прессе по поводу семидесятипятилетия Раневской было немало, но она была особенно рада вниманию, проявленному ее земляками. В те дни она сказала по телефону Сухоцкой: «Ты знаешь, никогда меня так не тянуло в Таганрог». На что та ей ответила: «Выздоровеешь, я поеду с тобой в Таганрог, а оттуда в Евпаторию. И побродим по местам нашего детства».

Осенью с небольшим опозданием Фаина Георгиевна отметила свой семьдесят пятый день рождения в кругу самых близких друзей. А тамадой в тот день был Ростислав Янович Плятт.

* * *

Отрицательное отношение Раневской к своим юбилеям особенно ярко проявилось с приближением ее восьмидесятилетия — такая солидная дата не только навевала грусть, но и пугала. Хотя Фаина Георгиевна продолжала мечтать о новых ролях, а быть может, желала отметить свой юбилей на сцене, но жизнь, разумеется, решила по-своему. В этот день, 27 августа 1976 года, во многих газетах появились статьи, посвященные знаменательной дате. Остановимся на одной, опубликованной в газете «Советская культура». Ее написал уважаемый театровед Борис Михайлович Поюровский, автор многих статей о Раневской. Прежде чем познакомить читателей книги с этой статьей, хочу передать содержание моей беседы с Борисом Михайловичем, состоявшейся в 2008 году:

«Впервые я увидел Раневскую в конце 1940-х годов в своем родном Харькове, когда там гастролировал театр Моссовета. Я попал на спектакль "Модная лавка" по пьесе Крылова. Я был еще школьником и принадлежал к тому сословию зрителей, которое ждало актеров у входа и провожало их взглядами и аплодисментами после спектаклей. Я был потрясен реакцией Раневской на хоровое исполнение фразы "Муля, не нервируй меня". Фаина Георгиевна отвечала: "Дети, идите в ж..." У меня был шок — такая актриса! Но это было сказано без всякой злости — она улыбалась, а дети, как ни в чем не бывало, продолжали скандировать: "Муля — Раневская!"

В середине 1950-х я уже жил в Москве, и Юзовский, который жил тогда в писательском доме в Лаврушинском переулке и был с Раневской в дружеских отношениях, познакомил меня с Фаиной Георгиевной. Позже, к 70-летию Раневской, я опубликовал статью о ней в газете "Вечерняя Москва" под названием "Блуждающая звезда". Владимир Этуш сказал мне по телефону, что ему очень понравилась статья. Позвонил и Плятт, спросивший, не откликнулась ли Фуфа. Я ответил, что нет.

Прошло 3—4 дня. Звонок около 16 часов:

— Ну что? Как вы могли?

Спрашиваю:

— А что, Фаина Георгиевна?

— Вы почему такую гадость сделали? Это же мои враги распускают обо мне такие слухи.

— Какие слухи?

— Что я будто бы еврейка.

— Фаина Георгиевна, а разве это не так? Ведь ваша фамилия Фельдман — это фамилия вашего отца.

— Конечно, нет. Вот видите, и вы повторяете эти глупости. Это антисемиты такое обо мне говорят. Я чистокровная русская, я дворянка.

Я был в ужасе, точно зная, что она Фельдман и что она еврейка. На другом конце провода раздался хохот. И "дворянка", задыхаясь от смеха, говорит: "Вы уже совершенно лишились чувства юмора!"

Она умела к себе самой относиться с невероятным юмором, и в этом была вся Фуфа. Она была склонна к мистификациям, и эта история со звонком очень для нее характерна. Вместо того чтобы просто поблагодарить, она изобрела такой ход.

И еще сейчас вспомнил. Был в театре Моссовета замдиректор или директор — распорядитель Валентин Школьник. Он был дружен со многими очень известными людьми. На его юбилей — не помню, было ему 50 или 60, — явился Завадский и в это же время заходит Раневская. Когда она появилась, все пришли в восторг. Она что-то подарила Школьнику, но не цветы, а какой-то пакетик. Она поцеловала его, сделала большие глаза и сказала: "Я так давно не целовалась с мужчиной. Это такая прелесть! Надо подумать, надо это пересмотреть". Был общий хохот.

В то время в Москве шли разговоры о сексуальной ориентации Раневской. Сама же Фаина Георгиевна относилась к этому иронически.

Когда Завадский получил звание Героя Соцтруда, Фуфа на следующий день позвонила мне и спросила:

— Вы уже поздравили?

— Да. А вы разве еще не поздравили?

— Нет, я не стала. Я, конечно, должна была это сделать, я его очень люблю, но не поздравила. Я его знаю дольше, чем вы. Он хотел быть Народным артистом СССР и стал им, хотел быть лауреатом Ленинской и Сталинской премий и получил их. А теперь что он еще может хотеть? Разве что место на Новодевичьем кладбище. Ведь Нобелевскую премию театральным деятелям не дают, и он остался без цели в жизни. Это же самое страшное, когда у человека не остается никаких желаний. Я могу ему только соболезновать.

И это тоже Раневская — ей-то чужда была любая зависть. В отличие от других она очень поздно получила звание Народной артистки СССР, намного позже, чем Орлова или Марецкая. Не будучи завистливой, она была очень чутким и ранимым человеком. Когда 6 марта 1982 года умер Александр Менакер, я не был дома и узнал об этом случайно, встретив бывшую жену Андрея Миронова Катю. Сам Андрей был тогда в Горьком. Мы поехали к Марии Владимировне Мироновой, которая очень хотела, чтобы некролог был помещен в газете. Но Менакер был беспартийный. Печатать в то время в газете некролог можно было только с разрешения райкома. Помочь я попросил соседа Раневской, писателя Василия Ардаматского — поговаривали, что он был связан с КГБ. Нужно было принести ему готовый текст. Я напечатал на машинке и повез на следующий день. Мария Миронова просила ничего не говорить о смерти Менакера Фуфе, т. к. она очень расстроится. Я попытался зайти к Ардаматскому, так, чтобы не заметила Фуфа, а Мальчик, если на этаж приезжал чужой человек, молчал, а если знакомый — то выбегал в коридор и начинал лаять. Дверь в квартиру Раневской была всегда открыта. Пока я дозвонился Ардаматскому и передал текст, вышла Фуфа в своем знаменитом лиловом халате и сказала собаке: "Мальчик, ну что ты так, бедный, стараешься? Это пришел обыкновенный хам. Он не хочет с нами даже поздороваться. Плюнь на него и иди домой".

Мне стало стыдно, и я сказал Раневской, что зашел на секунду. Раневская ответила: "Не надо делать нам одолжений. Мы в этом совершенно не нуждаемся!" Я зашел к Раневской. Она сказала: "Надо раздеться. Я не пускаю к себе в пальто". Я зашел и услышал: "Ну, что вы будете рассказывать? Зачем вы сюда приходили?" Я ответил, что принес передать Ардаматскому книгу. На что она удивилась: "Он читает книги? Он их пишет. Это странно, что он пишет книги, я в это не верю. Ну, ладно, я не хочу сейчас об этом говорить. Вы мне лучше скажите, как Андрюша, как Маша и Саша?" Я обалдел — прошли сутки, а она уже все знает. Я ответил, что Андрюша ничего, был в Горьком, но уже вернулся. Саша и Маша тоже ничего. "Все согласно паспорту", как любил говорить Александр Семенович. Раневская: "Передайте Саше, что он уже неделю мне не звонит, я очень скучаю. Пусть он мне позвонит".

7 марта умер Утесов. Но когда я сказал ей об этом, то по глазам понял, что она ничего не знает. Я посидел у Раневской, поговорил с ней и ушел. После этого я видел Раневскую только на похоронах Нины — жены Плятта. В тот день Плятт играл с Раневской в спектакле "Дальше — тишина". После спектакля я зашел за кулисы — были поминки. Раневская тоже была. Это была последняя наша встреча».

И вот фрагмент статьи Б.М. Поюровскогоо Раневской, написанной к ее восьмидесятилетнему юбилею: «Сегодня Фаине Георгиевне Раневской исполняется 80 лет. Поздравляя ее, друзья, наверное, станут уверять Фаину Георгиевну, что 80 — это совсем еще немного. Такова традиция. Традиция юбилеев. В эти дни человеку говорят только приятное. Отчего лично я всегда скептически отношусь к юбилеям. Но в данном случае мы имеем дело с исключением. И именно поэтому, очевидно, не следует уверять Раневскую в том, что 80 — совсем еще немного. Много, очень много! Особенно если вспомнить, что за эти годы сделано...

Раневская — одна из немногих, кому, несмотря на все ухищрения режиссуры, удалось сохранить за собой право на индивидуальность. И в выборе ролей, и в их трактовке. С такой актрисой хлопот не меньше, чем радостей. Плохих ролей она играть не хочет и не понимает, зачем их играют другие (разлагающее внимание). Хорошими не делится ни с кем (опять же пример, недостойный подражания). Если бы ей дали возможность, Раневская играла бы ежедневно, до одури, всю жизнь. И уставала бы от этого меньше, чем от вынужденного безделья.

Славу Раневской принесли комедийные роли. Но она в такой же степени актриса драматическая. И даже трагическая. Правда, не в том понимании, какое вкладывали когда-то в это слово поклонники таланта великой Ермоловой. Но ведь и содержание понятий, и форма их с годами изменяются. Сама жизнь подсказывает новые характеры и новые ситуации. Скажем, Васса Железнова появилась в начале XX века. Сперва в действительности, а позже — и у Горького. Разве это не трагический образ?

Конечно, Васса Железнова — не Мария Стюарт. Но ведь и шотландская королева — не Медея, хотя каждая из них — фигура для своего времени трагическая. Следовательно, у нас есть все основания быть уверенными в том, что законы жанра не властны подчинить себе законы жизни.

Раневская встретилась с Вассой спустя 20 лет с того дня, когда она впервые вышла на сцену. За эти годы актриса переиграла самые разные роли: Шарлотту в "Вишневом саде", Ольгу и Наташу в "Трех сестрах", Глафиру Фирсовну в "Последней жертве", Настю в "На дне", леди Мильфорд в "Коварстве и любви", Машу в "Живом трупе", Дуньку в "Любови Яровой"...

С Вассой Железновой актриса встретилась в 1935 году, когда мхатовский режиссер Е. Телешева приступила к репетициям горьковской пьесы в ЦТКА. По свидетельству очевидцев, Раневская выступила одновременно в пяти качествах: прокурора, защитника, судьи, потерпевшего и подсудимого. Среди тех, кто подобным образом оценивал тогда работу актрисы, — Ю. Юзовский, один из самых проницательных исследователей драматургии и театра, узревший в этом дебюте рождение нового, незаурядного таланта».

* * *

Восьмидесятилетний юбилей актрисы был отмечен и статьей в «Комсомольской правде» Майи Иосифовны Туровской, хорошо знавшей Раневскую и много о ней писавшей. В этой статье говорилось: «Мало есть на свете судеб столь непростых — столь состоявшихся, выразивших себя и в то же время так мало реализованных, как Раневская... Раневской редко доводилось играть женщин, открыто и явно страдающих. Но я — и, наверное, все, кому довелось видеть спектакль "Лисички" по пьесе Л. Хелман, — навсегда запомнила почти физическое ощущение душевной муки в обвалившейся фигуре пьяненькой Верди, не способной лицемерить и лгать, как то положено тем, кто хочет быть хозяевами.

Но дело не в этих отдельных ролях и трагических мгновениях, не столь заметных в общем потоке комедийности Раневской. Дело в том, что скрытое ощущение драматизма, даже трагизма бытия, жестокая ирония и горечь сквозят и изнутри наполняют смыслом ее щедрую и размашистую комедийность. Ее смех — всегда победа глубокой и сильной натуры над извечной "скорбью познания"». В конце этой статьи Майя Туровская пишет: «Да, она сыграла далеко не все, что она могла и должна была сыграть. Но она многое успела сказать всей своей нелегкой жизнью и искусством».

В августе 1981 года должен был отмечаться следующий, восьмидесятипятилетний, юбилей Раневской. Не дожидаясь этой даты, фотожурналист Юрий Рост, хорошо знавший Раневскую, опубликовал в «Литературной газете» в марте 1980 года заметку «С первого взгляда» с фотографией Раневской, сделанной им самим. Он писал: «Я произношу — Раневская — и смотрю на твое лицо, читатель. Оно меняется к лучшему. Оно теплеет, на нем появляется улыбка, и тень детства светлее тебя самого отражается в твоих глазах.

Балует нас порою природа, создавая таких удивительных женщин.

Рядом с ними проживаешь юность, молодые годы и те, которые, по щадящему определению, называют зрелыми. Проживаешь жизнь и не теряешь любви, дарованной с первого взгляда...

Кого не привлекла к себе магнетическая сила обаяния Раневской? (Это не риторический вопрос. Действительно, хотелось бы посмотреть на такого человека.) Разве что кто-то не видел ее в кино или на сцене... А ведь можно прокрутить ретроспекцию Раневской в "Повторном" (имеется в виду Кинотеатр повторного фильма на улице Герцена, ныне Большой Никитской. — М.Г.). Да и в театр дорога не заказана...

...Я подхожу к стене пустоватой комнаты Раневской и смотрю на самые дорогие вещи в ее квартире: фотографии ее друзей и почитателей — Ахматовой, Качалова, Акимова, Анджапаридзе, Улановой, Шостаковича.

Какой счастливый для окружающих дар у этой актрисы! Как пронзительны и прекрасны ее женщины, и как радостно, что она щедра в таланте своем.

И как точно написал ей Борис Пастернак три слова на портрете: "Самому искусству — Раневской".

Годы бегут и, как известно, в старости куда быстрее, чем в молодости. Недавно отмечали 80 лет со дня рождения Раневской, а уже стучится следующая юбилейная дата — 85. А упоминание имени Раневской по-прежнему вызывает самые добрые чувства, улыбку и нескрываемое к ней уважение».

Фаина Георгиевна согласилась с тем, что в дни ее восьмидесятипятилетнего юбилея по телевидению будет показана ретроспектива ее фильмов. Она даже сама составила их список. Но, как ни странно, их «не смогли найти» в Госфильмофонде, и она, ее друзья и многочисленные поклонники так и не дождались этого события. Ретроспективный показ состоялся только после смерти актрисы, в 1985 году.

Главная Ресурсы Обратная связь

© 2024 Фаина Раневская.
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.