30.10.1962

Сестра спорила с Норочкой по поводу актерства. Было очень интересно слушать. Да, актеров считают капризными, но разве тонкая душевная организация возможна без капризов? Истерики, капризы, все эти маленькие трагедии есть не что иное, как изнанка таланта. Вот такие умные мысли приходят в мою голову, когда я слушаю споры умных людей. Обе восхищались Орловой. Не как человеком (в этом смысле, наверное, восхищаться нечем или почти нечем), а как актрисой.

— «Должна» — это ее главное слово во время съемок, — с нотками восхищения говорит сестра. — Я еще могу выкинуть фортель, послать всех куда подальше, если что-то идет не так, а Любаня не такая. Ее хоть голым задом на сковородку посади, она будет улыбаться в объектив. Или плакать, это уж как там по сценарию. Актриса! Когда она в кадре, для нее не существует ничего, кроме роли. В театре она совсем другая, на сцену выходит запросто, может сыграть без подготовки, не настраиваясь. А на съемочной площадке она другая... И никогда не срывается, что бы там ни произошло. В этом с нее пример надо брать, да, наверное, уже поздно...

— Хорошему научиться никогда не поздно, — замечает Норочка.

— Не стану я этому учиться! — настроение сестры, как это нередко бывает, изменилось в одну секунду. — Чему мне у нее учиться? Она же неживая! Кукла! Статуя ледяная! Поэтому-то и может сидя на сковороде десять дублей подряд выдать! А я переживаю, я мучаюсь, я душу свою наизнанку выворачиваю! Аду в «Мечте» учила брачное объявление составлять, а потом рыдала битый час. В «Подкидыше» после каждого эпизода плакала!

— В «Подкидыше»-то с чего плакать? — удивляется Норочка.

Я разделяю ее удивление. Мне кажется, что съемки комедии — это так весело.

— Как это «с чего»? — вздыхает сестра. — Эта Наташа, которая на самом деле Вика, она же совсем как я! Ушла из дома, затерялась среди незнакомых людей... Как тут можно не плакать?

Нельзя не плакать. Мы плачем втроем.