Детство и юность в Таганроге (1896—1913)

«Мой отец был небогатым нефтепромышленником...», — этой фразой начинались так и не написанные великой актрисой ее мемуары. Родилась Фаина 15 (27) августа 1896 года (в некоторых источниках 1895) в маленьком провинциальном городке Таганроге в семье зажиточного уважаемого гражданина Гирши Хаймовича Фельдмана и его супруги Милки Рафаиловны (в девичестве Заговайловой (или Валовой, согласно другим источникам)). В собственности богатого еврейского семейства были: фабрика по производству сухих красок, несколько домов, склады, магазины, мельница и пароход «Святой Николай». Кроме того, Гирш Фельдман был старостой синагоги и председателем еврейского благотворительного общества Таганрога. Фельдманы жили богато, ни в чем не нуждались, каждый год ездили на отдых в Крым, бывали за границей — в Австрии, Италии, Швейцарии. Для своей семьи Гирш Хаимович построил двухэтажный дом из красного кирпича, жилище удобное для всех его обитателей. Дом этот сохранился до наших дней, рядом с ним не так давно установлен памятник Раневской, а сама Фаина Георгиевна покинула его еще до революции и больше там ни разу не была.

Своего строгого и серьезного отца Фаина немного побаивалась и особой любви к нему не испытывала. Милка Рафаиловна страстно любила музыку, книги, она обожала Чехова и передала свою любовь к искусству своим детям. Мать Фаины была чутким, ранимым человеком, но при этом ее авторитет для дочери был неоспорим. Раневская рассказывала: «Существует понятие "с молоком матери". У меня — "со слезами матери". Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, — она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери — газета: "...вчера в Баден-Вейлере скончался А.П. Чехов..."» По словам Раневской, в тот день закончилось ее детство, а ей тогда было всего восемь лет.

Кроме Фаины в семье Фельдман было еще трое детей — старшая сестра красавица Изабелла и братья Яков и Лазарь. Младший из братьев Лазарь умер, когда Фаине было пять лет. По ее воспоминаниям, она плакала, горюя о маленьком братике, но при этом украдкой посмотрела на себя в зеркало, чтобы узнать, как выглядит в горе. Можно сказать, что в этот момент девочка впервые себя ощутила актрисой. На фоне красивой старшей сестры Беллы маленькая Фаина, обладавшая неправильными чертами лица, терялась. Возможно, что из-за такой несправедливости природы девочка и ощущала свое одиночество в окружении вполне благополучной во всех отношениях семьи. «Мне вспоминается горькая моя обида на всех окружавших меня в моем одиноком детстве», — позднее написала Раневская. Фаина все время чувствовала себя одинокой и несчастной, а легкое заикание заставляло ее еще больше страдать.

Она боялась насмешек ровесников, ненавидела учебу, поэтому проучившись в Мариинской гимназии всего несколько лет и не заведя за это время ни одной подруги, уговорила своих родителей забрать ее домой. «Училась плохо, арифметика была страшной пыткой. Писать без ошибок так и не научилась. Считать тоже. Наверное, потому всегда, и по сию пору, всегда без денег...» Несмотря на отвращение к учебе, Фаина все же получила вполне приличное на то время домашнее образование. К ней домой приходили учителя из ее гимназии, учили музыке, пению, иностранным языкам. Кроме того, воспитанием девочки занимались бонна и гувернантка. По воспоминаниям самой Раневской, она «ненавидела гувернанатку, ненавидела бонну немку. Ночью молила бога, чтобы бонна, катаясь на коньках, упала и расшибла голову, а потом умерла. Любила читать, читала запоем. Над книгой, где кого-то обижали, плакала навзрыд, — тогда отнимали книгу и меня ставили в угол...»

С самого раннего детства в Фаине проявлялись артистические способности. Она постоянно копировала всех, кто ее окружал. Из ранних воспоминаний Раневской: «...Испытываю непреодолимое желание повторять все, что говорит и делает дворник. Верчу козью ножку и произношу слова, значение которых поняла только взрослой. Изображаю всех, кто попадается на глаза. "Подайте Христа ради", — прошу вслед за нищим; "Сахарная мороженая", — кричу вслед за мороженщиком; "Иду на Афон Богу молиться", — шамкаю беззубым ртом и хожу с палкой скрючившись, а мне четыре года».

Фаине хотелось прославиться, она мечтала получить медаль, такую же, как у их дворника: «...У дворника на пиджаке медаль, мне очень она нравится, я хочу такую же, но медаль дают за храбрость — объясняет дворник. Мечтаю совершить поступок, достойный медали. В нашем городе очень любили старика, доброго, веселого, толстого грузина-полицмейстера. Дни и ночи мечтала, чтобы полицмейстер, плавая в море, стал тонуть и чтобы я его вытащила, не дала ему утонуть и за это мне дали бы медаль, как у нашего дворника. Эти мечтания не давали мне покоя».

Девочка росла очень впечатлительной и восприимчивой к чужим горестям: «Несчастной я стала в шесть лет. Гувернантка повела в приезжий "Зверинец". В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами, рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина, вошли пьяные шумные оборванцы и стали тыкать палкой в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь...».

Еще одна история из детства Фаины, приведенная в своей книге Алексеем Щегловым: «Как-то старший брат, гимназист, сказал ей, очевидно, под влиянием демократических настроений: "Наш отец — вор, и в дому у нас все ворованное". Удрученная Фаина воскликнула: "И куколки мои тоже ворованные?" "Да", — безжалостно ответил брат. Фаина представила, как ее любимая мама стоит на "полундре", а папа с большим мешком грабит магазин детских игрушек. Вероятно, для брата понятия "вор" и "эксплуататор" не различались по смыслу. Младшая сестра ему безгранично верила, и они решили бежать из дома. Подготовились основательно: купили один подсолнух. По дороге на вокзал поделили его пополам и с наслаждением лузгали семечки. Тут их нагнал городовой, отвез в участок, где ждали родители. Дома была порка».

Можно привести еще один случай из ранней юности Раневской. Двенадцатилетняя Фаина посмотрела кинофильм «Ромео и Джульетта». По ее воспоминаниям, картина была цветной и в ней потрясающе красивый юноша поднимался по лестнице на балкон, на котором появлялась необыкновенно красивая девушка, они целовались... Под впечатлением от этого прекрасного зрелища Фаина, придя домой, разбила свою копилку и всю мелочь раздала соседским детям. Уже тогда Фаина была удивительно непрактична, так в один прекрасный день она выменяла свои новые часики на старые ржавые ножницы, которые предложил ей сын дворника.

Фаина восхищалась талантливыми людьми. К ее старшей сестре Изабелле приходили в гости друзья. Один из них произвел на юную Фаину неизгладимое впечатление чтением стихов. Он прочитал наизусть модную в то время балладу «Белое покрывало» австрийского поэта Морица Гартмана в переводе М.Л. Михайлова. В балладе говорилось о молодом венгерском графе, приговоренном к смертной казни, и его матери, которая из любви к сыну идет на его обман. Во время декламации гимназист рычал, рвал на себе волосы, топал ногами, а в конце чтения, после слов: «Так могла солгать лишь мать!» зарыдал во весь голос. Потрясенная великолепным талантом чтеца Фаина была в экстазе. Одна из подружек Изабеллы проникновенно читала любовную лирику: «Увидя почерк мой, Вы верно удивитесь, я не писала Вам давно и думаю, Вам это все равно». Во время чтения она тоже рыдала и хохотала, и Фаина вновь испытывала «восторг и зависть, и горе, потому что у меня не выходило, когда я пыталась им подражать...».

В детстве Фаина устраивала кукольные представления: «Каким-то образом среди игрушек оказались персонажи «Петрушки» — городовой, цыган, дворник и еще какие-то куклы. Я переиграла все роли, говорила, меняя голос, городовой имел неописуемый успех. Была и ширма, и лесенка, на которую становилась. Сладость славы переживала за ширмой. С достоинством выходила раскланиваться».

Провинциальный Таганрог был не таким уж скучным городом. В нем часто проходили гастроли известных музыкантов и театральных коллективов. Да и жители города любили музыку. Впечатлительная Фаина Раневская много лет спустя рассказывала: «В Таганроге было множество меломанов, во многих домах стояли фортепьяно. Знакомые мне присяжные поверенные собирались друг у друга, чтоб играть квартеты великих классиков. Однажды в специальный концертный зал пригласили Скрябина, у рояля стояла большая лира из цветов. Скрябин, выйдя, улыбнулся цветам. Лицо его было обычным, заурядным, пока он не стал играть, и тогда я услыхала и увидела перед собой гения. Наверно, его концерт втянул, втолкнул душу мою в музыку... В нашем городе гастролировал пианист Гофман, игравший Шопена как никто больше. Так мне тогда казалось. В театре в нашем городе гастролировали прославленные артисты. И теперь еще я слышу голос и вижу глаза Павла Самойлова в "Привидениях" Ибсена: "Мама, дай мне солнца" — я, помню, рыдала. Театр был небольшой, любовно построенный с помощью меценатов города. Первое впечатление было в детстве очень страшным. Я холодела от ужаса, когда кого-то убивали и при этом пели, я громко кричала и требовала, чтоб меня увели в оперу, где не поют. Кажется, это напугавшее меня зрелище называлось "Аскольдова могила". А когда убиенные выходили раскланиваться и при этом улыбались, я чувствовала себя обманутой и еще больше возненавидела оперу».

Летом 1910 года семья Фельдманов отдыхала в Евпатории. Недалеко от их дома в небольшом белом доме жила семья главного врача местного санатория Станислава Андреева. В доме доктора гостила сестра его жены актриса Художественного театра Алиса Коонен. Каждое утро к калитке, ведущей в тенистый сад, приходила юная Фаина, в то время подросток с длинными рыжеватыми косами, чтобы встретиться с любимой актрисой. Дочь Станислава Андреева Нина, позже — бессменная подруга Фаины Георгиевны Нина Станиславовна Сухоцкая, в своей книге вспоминала: «Обняв Фаину, Алиса направляется к морю. За ними в больших соломенных панамках, как два грибка, идут девочки. Это я и моя старшая сестра Валя, тоже "обожающая" свою молодую тетю Алю и ревнующая ее к Фаине. Мне было в то время четыре года, Фаине — пятнадцать лет».

Весной 1911 года Фаина в переполненном зале маленького Таганрогского театра в гастрольных спектаклях театра Ростова-на-Дону впервые увидела известную провинциальную актрису Павлу Вульф в ее лучших ролях: Лиза («Дворянское гнездо»), Нина Заречная («Чайка»), Аня («Вишневый сад»). Павла Леонтьевна Вульф сыграла в жизни Фаины Фельдман свою, может быть, самую яркую и незабываемую роль.

Много лет спустя в своей официальной казенной автобиографии Раневская написала: «По окончании гимназии решила идти на сцену. Решение уйти на сцену послужило поводом к полному разрыву с семьей, которая противилась тому, чтобы я стала актрисой. В 1915 году я уехала в Москву с целью поступить в театральную школу». Хотя, если придерживаться фактов, то впервые Фаина попыталась покорить театральную Москву на два года раньше, в 1913-м.

Мать Ф.Г. Раневской — Милка Рафаиловна, урождённая Валова, отец — Гирш Хаимович Фельдман

Дом в Таганроге, где родилась Раневская

Фаина с братом, сестрой и бонной