Театр в Малаховке (1916)

«Хорошая работа» для Фаины нашлась в Летнем театре в Малаховке, небольшом дачном поселке под Москвой. Летний театр в Малаховке был за четыре года до этого восстановлен на деньги местного землевладельца и заядлого театрала Павла Алексеевича Соколова и по эскизу самого Федора Ивановича Шаляпина, поспорившего с Соколовым, что тот не успеет построить здание к лету 1911 года, и проигравшего спор. Плотники за 52 дня выстроили прекрасный деревянный театр с зрительным залом на пятьсот человек. Новый театр стал достойной заменой сгоревшему в 1910 году предыдущему Летнему театру.

Театр появился в Малаховке не случайно — уникальный местный климат, «виновником» которого был прекрасный сосновый лес, привлекал летом москвичей. Кроме этого, Малаховка была своеобразной богемной меккой того времени. Первым в этом дачном поселке обосновался на лето либеральный писатель Николай Телешов, основатель знаменитых «Телешовских сред», литературных вечеров, участником которых стал весь цвет литературной Москвы начала XX века: Андреев, Бальмонт, Брюсов, Куприн, Бунин, Вересаев, Гиппиус, Серафимович, Горький и многие другие. За Телешовым потянулись другие писатели, увлекая за собой актеров, художников, музыкантов. Так началась «оккупация» этого райского места творческой публикой. Бывали здесь и Есенин с Маяковским, последний именно здесь летом того же 1915 года и познакомился с Лилей Брик.

На сцене Летнего театра шли пьесы лучших драматургов того времени, ставили спектакли известные режиссеры. На премьеру сюда поездом съезжалась театральная московская публика — несколько вагонов тянул паровичок «кукушка». Многие приезжали в нарядных экипажах. На сцене Летнего театра в Малаховке пели Шаляпин, Собинов, Нежданова, Вертинский, выступали такие драматические актеры, как Яблочкина, Садовская, Коонен, Остужев, Тарханов. Во время последних гастролей в малаховском Летнем театре в 1920 году Федор Иванович Шаляпин оставил автограф прямо на стене одной из театральных артистических уборных. К сожалению, до наших дней театр не дожил — сгорел, подобно своему предшественнику, в 1999 году.

Мечта Фаины выступать на профессиональной театральной сцене исполнилась. По рекомендации Екатерины Васильевны в конце весны 1916 года ее приняли в Летний театр в Малаховке, предложив ей играть «на выходах». Раневская вспоминала о том счастливом для нее времени так: «Гельцер устроила меня на выходные роли в летний Малаховский театр, где ее ближайшая приятельница — Нелидова — вместе с Маршевой — обе прелестные актрисы — держали антрепризу. Представляя Фаину, Гельцер сказала: «Знакомьтесь, это моя закадычная подруга Фанни из провинции».

Несмотря на то, что денег Фаине, как начинающей актрисе, предложили совсем немного, для нее эта работа стала бесценным опытом, ведь здесь у нее была возможность учиться у таких мастеров сцены как великая Ольга Осиповна Садовская, заслуженная артистка Императорских театров. Кстати говоря, этого почетного звания за все время с 1896 по 1918 год было удостоено всего двадцать восемь человек. В то время Садовской было уже более шестидесяти лет, она с трудом ходила, поэтому на сцене она могла выступать только сидя в кресле. Но и в кресле Ольга Осиповна играла так, что у зрителей захватывало дух от восхищения.

Раневская много лет спустя рассказывала о том периоде в своей жизни: «В Малаховском летнем театре началась моя артистическая деятельность. В те далекие годы в Малаховке гастролировали прославленные актеры Москвы и Петрограда: великолепный Радин, Петипа (его отец Мариус Петипа) и еще много неповторимых, среди них был и Певцов. Помню хорошо прелестную актрису, очаровательную молоденькую Елену Митрофановну Шатрову. И это была счастливейшая пора моей жизни, потому что в Малаховском театре я видела великую Ольгу Осиповну Садовскую.

Помню летний солнечный день, садовую скамейку подле театра, на которой дремала старушка; помню, как кто-то, здороваясь с ней, сказал: "Здравствуйте, наша дорогая Ольга Осиповна!" Тогда я поняла, что сижу рядом с Садовской, вскочила как ошпаренная. Садовская спросила: "Что это с вами? Почему вы прыгаете?" Я заикаясь (что со мной бывает при сильном волнении) сказала, что прыгаю от счастья, оттого, что сидела рядом с Садовской, а сейчас побегу хвастать подругам. Ольга Осиповна засмеялась, сказала: "Успеете еще, сидите смирно и больше не прыгайте". Я заявила, что сидеть рядом с ней не могу, а вот постоять прошу разрешения. "Смешная какая барышня, чем вы занимаетесь?", — взяла меня за руку и посадила рядом. "Ольга Осиповна, дайте мне опомниться от того, что я сижу рядом с вами, а потом скажу, что я хочу быть артисткой, а сейчас в этом театре на выходах", — а она все смеялась. Потом спросила, где я училась. Я созналась, что в театральную школу меня не приняли, потому что я неталантливая и некрасивая. Она смеялась и потом стала меня просить обязательно пойти в Малый театр смотреть спектакль, в котором играет ее сын Пров Садовский. По сей день горжусь тем, что насмешила до слез Самое Садовскую».

Фаина многому научилась у великой Садовской, но все же главным своим учителем той поры она называла замечательного русского актера Иллариона Николаевича Певцова. О нем она с восхищением рассказывала спустя много лет: «В те далекие годы в подмосковном театре в Малаховке гастролировали параллельно актеры Москвы и Петрограда... Помню Певцова в пьесе "Вера Мирцева". В этой пьесе героиня застрелила изменившего ей возлюбленного, а подозрение в убийстве пало на друга убитого, которого играл Певцов. И сейчас, по прошествии более шестидесяти лет, я вижу лицо Певцова, залитое слезами, слышу срывающийся голос, каким он умоляет снять с него подозрение в убийстве, потому что убитый был ему добрым и единственным другом. И вот даже сейчас, говоря об этом, я испытываю волнение, потому что Певцов не играл, он не умел играть. Он жил, он терзался муками утраты дорогого ему человека. Гейне сказал, что актер умирает дважды. Нет, это не совсем верно, если прошли десятилетия, а Певцов стоит у меня перед глазами — и живет в моем сердце.

Мне посчастливилось видеть его в пьесе Леонида Андреева "Тот, кто получает пощечины". И в этой роли я буду видеть его перед собою до конца моих дней. Помню, когда я узнала, что должна буду участвовать в этом его спектакле, я, очень волнуясь и робея, подошла к нему и попросила его дать мне совет, что делать на сцене, если у меня нет ни одного слова в роли. "А ты крепко люби меня, и все, что со мной происходит, должно тебя волновать". И я любила его так крепко, как он попросил. И когда спектакль был кончен, я громко плакала, мучаясь его судьбой, и никакие утешения подружек не могли меня успокоить. Тогда побежали к Певцову за советом. Добрый Певцов пришел в нашу гримерную и спросил меня: "Что с тобой?" — "Я так любила, так крепко любила вас весь вечер", — выдохнула я рыдая. — "Милые барышни, вспомните меня потом. Она будет настоящей актрисой".

Об этом изумительном художнике и большом человеке вспоминаю благоговейно. Считаю его первым моим учителем. Он очень любил нас, молодежь. После спектакля брал нас с собой гулять. Он учил нас любить природу. Он внушал нам, что настоящий артист обязан быть образованным человеком. Должен знать лучшие книги мировой литературы, живопись, музыку. Я в точности помню его слова, обращенные к молодым актерам: "Друзья мои, милые юноши, в свободное время путешествуйте, а в кармане у вас должна быть только зубная щетка. Смотрите, наблюдайте, учитесь".

Он убивал в нас все обывательское, мещанское. Он повторял: "Не обзаводитесь вещами, бегайте от вещей". Ненавидел стяжательство, жадность, пошлость. Его заветами я прожила долгую жизнь. И по сей день помню многое из того, что он нам говорил. Милый, дорогой Илларион Николаевич Певцов... Я любила и люблю вас. И приходят на ум чеховские слова: "Какое наслаждение — уважать людей"».

Умение малаховских наставников вернуть ученикам веру в свои силы сыграло в театральной судьбе Раневской особую, быть может, решающую роль. Кто-то предположил, что Илларион Николаевич Певцов так искренне, по-доброму отнесся к Раневской, потому что, как и Фаина, заикался. Однако на сцене никто этого не замечал. Его необыкновенная сила воли, умение влиять на учеников очень много значили для Раневской.

Певцов не ошибся — Фанни Фельдман стала Настоящей Актрисой. Фаиной Раневской. Только тогда восхождению новой звезды российской сцены помешала Первая мировая война. Российская империя трещала по швам, жизнь день ото дня становилась все хуже и хуже, и вскоре москвичам стало не до театральных представлений в Малаховке. Их заботили более важные проблемы, в первую очередь — добыча хлеба насущного, ибо жизнь постепенно превращалась в выживание. Первый театральный сезон в Летнем театре в Малаховке стал для Фаины и последним. Осенью 1916 года пришлось возвращаться в Москву и вновь искать работу. В этот раз на театральной бирже ей удалось после долгих, унизительных хождений получить предложение поработать в Керчи в антрепризе Лавровской.