Личная жизнь

Одиночество — это настоящее проклятие всех гениальных людей. Фаина Георгиевна Раневская, несмотря на свою всесоюзную популярность, была неимоверно одинока. Она философски замечала: «Спутник славы — одиночество», а на многочисленные букеты и овации после спектаклей говорила: «Сколько любви, а в аптеку сходить некому». Она никогда не была замужем, а на вопрос о том, почему так вышло, она с грустью признавалась, что ни разу в жизни не испытывала взаимных чувств. «Все, кто меня любил, — скажет Раневская однажды, — не нравились мне. А кого я любила — не любили меня. Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной...»

Признание ее таланта не могло заменить личного счастья. Дмитрий Шостакович подарил ей фото с надписью: «Фаине Раневской — самому искусству»... Ей присвоили звание народной артистки... Зрители шли в театр «на Раневскую»... Фильм с ее участием был обречен на успех... У нее были близкие подруги, такие как Павла Вульф, Нина Сухоцкая, Любовь Орлова... Казалось, что у нее было все, что нужно для счастья, но вот счастья-то как раз и не было.

Раневская даже не пыталась как-то скрыть, что она несчастна в личной жизни. Да, у нее были мужчины. Она не раз была беременна. Но все свои беременности актриса обрывала абортом. Немногочисленные близкие друзья Раневской не то в шутку, не то всерьез говорили, что иметь детей ей в принципе противопоказано, поскольку она сама большой ребенок. Большой, талантливый, мудрый, но... ребенок. Анна Ахматова говорила ей: «Фаина, вам 11 и никогда не будет 12!» А самым близким существом Раневской практически до конца дней оставалась ее собака по кличке Мальчик. Так и прожила она всю свою жизнь... с Мальчиком.

Иногда она шутила на тему любви. В своей обычной манере, где к иронии часто примешивалась горечь: «Если женщина идет с опущенной головой — у нее есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой — у нее есть любовник! Если женщина держит голову прямо — у нее есть любовник! И вообще — если у женщины есть голова, то у нее есть любовник!» Вроде бы ничего грустного, но если вдуматься...

Порой Раневская высмеивала свое одиночество: «Союз глупого мужчины и глупой женщины порождает мать-героиню. Союз глупой женщины и умного мужчины порождает мать-одиночку. Союз умной женщины и глупого мужчины порождает обычную семью. Союз умного мужчины и умной женщины порождает легкий флирт».

Раневская — одна из немногих актрис в мировом кинематографе, любовные романы которой остались «за кадром» истории и прессы. Зато слухов о личной жизни Раневской хоть отбавляй. Некоторые якобы особо осведомленные и приближенные к актрисе особы наперебой рассказывали, что Фаина Георгиевна неровно дышала к маршалу Федору Толбухину. Другие ее коллеги говорили, что все это полная ерунда, и на самом деле Раневская была неравнодушна к женскому полу, при этом назывались имена Анны Ахматовой и Павлы Вульф. Внук Павлы Вульф Алексей Щеглов вспоминал, как однажды Фаина Георгиевна сказала ему, уже взрослому, чтобы он не верил никаким слухам о них. В любом случае, что бы ни говорили и какие бы романы ни приписывали Раневской, все те, кто знал ее, признавали одно: почти всю свою жизнь Фаина Георгиевна была одинока. Трагически одинока.

Увлечения юности

Обо всех своих неудачных влюбленностях Фаина Георгиевна рассказывала с присущим ей чувством юмора. Так она говорила о своей первой любви: «Первое свидание в ранней молодости было неудачным. Гимназист, поразивший мое сердце, обладал фуражкой, где над козырьком был герб гимназии, а тулья по бокам была опущена и лежала на ушах. Это великолепие сводило меня с ума. Придя на свидание, я застала на указанном месте девочку, которая попросила меня удалиться, так как я уселась на скамью, где у нее свидание. Вскоре появился герой, нисколько не смутившийся при виде нас обеих. Герой сел между нами и стал насвистывать. А соперница требовала, чтобы я немедленно удалилась. На что я резонно отвечала: "На этом месте мне назначено свидание, и я никуда не уйду". Соперница заявила, что не сдвинется с места. Я сделала такое же заявление. Каждая из нас долго отстаивала свои права. Потом герой и соперница пошептались. После чего соперница подняла с земли несколько увесистых камней, стала в меня их кидать. Я заплакала... Пришлось уступить... Вернувшись на поле боя, я сказала: "Вот увидите, вас накажет бог", и ушла полная достоинства».

Еще один случай из ее молодости, тоже рассказанный самой актрисой. В девятнадцать лет в труппе одного из провинциальных театров ее угораздило влюбиться в первого героя-любовника. Красавец и... чудовище, как воспринимала себя тогда Раневская. Она ходила за ним по пятам, была его тенью. Как-то он напросился к ней в гости. Счастливая влюбленная накупила вина и еды, нарядилась, накрасилась... Ближе к ночи он заявился с какой-то девицей и попросил хозяйку дома... чуток погулять... Раневская никогда не упоминала о том, что она сказала в ответ на эту просьбу. Добавляла только: «С тех пор не то что влюбляться — смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!»

Василий Качалов

Иронизируя над собой, Фаина Георгиевна говорила, что родилась в конце прошлого века, в ту пору, когда в моде еще были обмороки. По ее собственному признанию, долгое время она была влюблена в актера Василия Ивановича Качалова, которого впервые увидела на сцене МХАТа в ранней юности. Влюблена сильно, страстно, как она выражалась — «до одурения». Фаина собирала его фотографии, писала ему письма, но никогда их не отправляла, караулила у ворот его дома, словом — совершала все полагающиеся влюбленной поступки. Однажды в Столешниковом переулке она увидела объект своего обожания совсем близко и упала в обморок. От волнения она упала неудачно и довольно сильно расшиблась. Сердобольные прохожие занесли бедняжку в кондитерскую, находившуюся рядом, которая принадлежала тогда супружеской паре французов. Добрые супруги влили девушке в рот крепчайший ром, от которого она тотчас же «пришла в себя» и... снова немедленно потеряла сознание, на сей раз по-настоящему, так как все тот же любимый голос спросил ее, не очень ли сильно она расшиблась.

О своих отношениях с Качаловым Фаина Георгиевна рассказывала: «И вот теперь я влюбилась повторно и на всю жизнь. Не стесняюсь в этом признаться, в Качалова были безнадежно влюблены все, кто его видел и тем более знал. Пересмотрела все спектакли МХАТа, нужно ли говорить, что несколько раз именно те, в которых играл Василий Иванович. Наконец решилась: написала ему письмо. Сочиняла несколько дней, писала дрожащей рукой, выпив полведра валерианы. Нахально напомнила, как упала ему под ноги в Столешниковом переулке, сообщила, что уже начинающая актриса, и заверила, что отныне главная цель в жизни — попасть в театр, где он играет.

Интересно, сколько мешков писем от таких ненормальных получал Качалов? Сколько бы ни получал, он ответил, и достаточно быстро. На мое имя у администратора были оставлены билеты! А подпись «Ваш Качалов»?! Боже, ради одной этой подписи стоило становиться актрисой и ехать в Москву. Я понимала, что он не мой и это просто вежливость короля, но зацеловала письмо до дыр. С тех пор у нас началась дружба. Василий Иванович изумительный не только артист, он еще лучший человек.

Кстати, зная, как я мечтаю играть во МХАТе, он устроил мне встречу с Немировичем-Данченко. Что сотворила я? Для начала по рассеянности обозвала Владимира Ивановича Немировича-Данченко почему-то Василием Степановичем, в обморок от этого, правда, не грохнулась, но, смутившись, выскочила из его кабинета как угорелая».

Позже Раневская и Качалов стали близкими друзьями, они часто ходили в гости друг к другу. Из воспоминаний Раневской о Качалове: «Бывала у В.И. постоянно, вначале робела, волновалась, не зная, как с ним говорить. Вскоре он приручил меня, и даже просил говорить ему "ты" и называть его Васей. Но я на это не пошла. Он служил мне примером в своем благородстве. Я присутствовала однажды при том, как В.И., вернувшись из театра домой, на вопрос жены, как прошла репетиция "Трех сестер", где он должен был играть Вершинина, ответил: "Немирович снял меня с роли и передал ее Болдуману... Болдуман много меня моложе, в него можно влюбиться, а в меня уже нельзя". Он говорил, что нисколько не обижен, что приветствует это верное решение режиссера...»

Маршал Федор Иванович Толбухин

В жизни Фаины Георгиевны большую роль сыграла встреча с маршалом Федором Ивановичем Толбухиным. С ним она познакомилась в Тбилиси, куда приехала вскоре после окончания войны. Это был кадровый военный, бывший еще в царской армии штабс-капитаном, а потом сделавший карьеру уже при советской власти. После Великой Отечественной войны он был главнокомандующим Южной группой войск, на территории Румынии и Болгарии, но потом почему-то впал в немилость и был отправлен командовать не слишком значительным Закавказским военным округом. Они сразу почувствовали взаимную симпатию, ну а потом у них нашлось много общих интересов, и приятельские отношения скоро переросли в крепкую дружбу, а может быть и не только... Раневская говорила о нем: «Я никогда не влюблялась в военных, но Федор Иванович был офицер той, старой закалки...» Из Тбилиси она скоро уехала, но ее отношения с Толбухиным продолжались — они периодически встречались то в Москве, то в Грузии. В книге, посвященной Фаине Раневской, ее «эрзац»-внук (так сама актриса называла сына Ирины Анисимовой-Вульф Алексея Щеглова) вспоминал, как Фаина Георгиевна подарила ему игрушечную машинку, полученную от маршала Толбухина. Увы, как бы ни назывались и чем бы ни являлись отношения актрисы и маршала, длились они недолго — в 1949 году Федор Иванович Толбухин скончался.

Василий Меркурьев

По слухам, ходившим одно время в актерской среде, у Фаины Раневской был роман с известным актером Василием Меркурьевым. Именно он сыграл в сказке «Золушка» Лесничего, отца главной героини. На эту роль актера предложил автор сценария Евгений Шварц. Ему возразили — как, дескать, может сыграть Лесничего актер, недавно снимавшийся в фильме «Член правительства», а до того — в картине «Возвращение Максима»? Ведь не следует известному актеру после появления на экране в ролях положительных героев, настоящих, как говорится, советских людей, играть труса и подкаблучника, панически боящегося своей злой и сварливой жены.

За Меркурьева вступилась Фаина Георгиевна, очень высоко ценившая его актерское дарование. Был ли роман между Раневской и Меркурьевым, точно неизвестно, но то, что Фаина Георгиевна искренне симпатизировала Василию Васильевичу, можно судить по ее воспоминаниям: «Известие о кончине Василия Васильевича Меркурьева было для меня тяжелым горем. Встретились мы с ним в работе только один раз в фильме "Золушка", где он играл моего кроткого, доброго мужа. Общение с ним как партнером было огромной радостью. Такую же радость я испытала, узнав его как человека. Было в нем все то, что мне дорого в людях — доброта, скромность, деликатность. Полюбила его сразу крепко и нежно. Огорчилась тем, что не приходилось с ним снова вместе работать. Испытываю глубокую душевную боль от того, что из жизни ушел на редкость хороший большой актер».

Переписка с поклонниками

После смерти Раневской ее подруга Нина Сухоцкая писала: «Большую часть личной жизни Раневской составляла переписка. Письма многочисленных ее почитателей приходили со всего Советского Союза — от людей, проживших долгую жизнь и только начинающих жизнь: школьников, студентов, молодых актеров. Письма были разные: добрые, наивные, глупенькие, умные, интересные и пустенькие, и на все Фаина Георгиевна непременно отвечала, даже на все поздравительные открытки: «Это невежливо — не отвечать, да и как же можно обидеть человека!» Сотнями покупала я ей почтовые открытки для ответов, и всегда было мало. Ведь часто человек, совсем неожиданно получивший ответ, опять с благодарностью писал ей, и так возникала переписка. Вероятно, ее было бы интересно опубликовать, она много рассказала бы о людях, о времени, о самой Фаине Георгиевне. Может быть, когда-нибудь это и будет сделано: эта обширная корреспонденция хранится в Центральном архиве литературы и искусства.

О своем одиночестве Раневская говорила: «Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой славе гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре. Это происходит от того, что человека, пользующегося известностью, считают счастливым, удовлетворенным, в действительности все наоборот. Любовь зрителя несет в себе какую-то жестокость. Я помню, как мне приходилось играть тяжело больной, потому что зритель требовал, чтобы играла именно я. Когда в кассе говорили "она больна", публика отвечала: "А нам какое дело? Мы хотим ее видеть и платим деньги, чтобы ее посмотреть". А мне писали дерзкие записки: "Это безобразие! Что это вы надумали болеть, когда мы так хотим вас увидеть?" Ей-богу, говорю сущую правду. И однажды, после спектакля, когда меня заставили играть "по требованию публики" очень больную, я раз и навсегда возненавидела свою «славу».