Крым, Ростов-на-Дону, и снова Крым (1916—1918)

После прекрасного летнего театрального сезона в Малаховке Фаине пришлось согласиться на сомнительное удовольствие выступать в роли героини-кокет в антрепризе Ладовской (в некоторых источниках Лавровской), выступавшей в Керчи. Роли кокетливых соблазнительниц, умеющих петь и танцевать, не очень импонировали Фаине Раневской, мечтавшей о серьезных ролях. Но выбирать особо было не из чего. Позже в своей автобиографии Раневская написала: «После долгих мытарств подписала договор на 35 рублей в месяц "со своим гардеробом" на роли "героини-кокет" с пением и танцами в антрепризу Ладовской в город Керчь». Именно тогда Фаина и стала называть себя Раневской.

По поводу происхождения ее псевдонима существует несколько версий. «Раневской я стала прежде всего потому, что все роняла. У меня все валилось из рук. Так было всегда», — признавалась Фаина Георгиевна. Согласно второй версии ее спутник сравнил Фаину с героиней чеховской пьесы, увидев, как Фаина смеется над тем, что ветер вырвал у нее из рук деньги, и повторяет: «Как красиво они летят!». А может быть, причина кроется в том потрясении, которое испытала Фаина в 1913 году, увидев постановку «Вишневого сада» на сцене Московского Художественного театра... Новая фамилия стала для нее не просто сценическим псевдонимом, как это было у большинства артистов. Она ничего не любила делать наполовину, поэтому вскоре стала Раневской и по всем документам. С прошлым было покончено.

Из воспоминаний Фаины Раневской о тех днях: «Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: "Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея...". После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены».

Еще из записей Раневской: «Керчь. Один сезон. Старик ходил во всякую погоду в калошах, перевязав их веревкой, я спросила, почему он в калошах в такую жару. Старик объяснил, что как вегетарианец он не носит кожи. Через несколько дней я увидела его в тех же калошах, пожирающим ливерную колбасу. Это был нищий, умевший читать и потому ушедший на сцену. Играл он амплуа "благородных отцов"».

Жители Керчи не спешили на спектакли, зал почти всегда был пуст. Театр прогорел, денег актерам не заплатили. Раневскую пригласили в другой театр: «На закрытие театра шла пьеса "Под солнцем юга". Я играла гимназиста. Понравилась антрепренеру Новожилову, прибывшему из Феодосии, чтобы забрать в свою труппу кого-либо из прогоревшего театра. Распродав свой гардероб, я перебралась из Керчи в Феодосию». Позже, играя спекулянтку в спектакле «Шторм» Билль-Белоцерковского, на вопрос журналистов: «Откуда у вас такое умение торговать?» — Раневская ответила: «У меня был опыт. Начиная с Керчи, Феодосии, в Симферополе».

Новожилов после окончания театрального сезона сбежал, не заплатив ни копейки актерам, и Раневская уехала в Кисловодск. Об этом периоде жизни Раневской известно очень мало, некоторые исследователи даже утверждают, что Фаина вернулась в Таганрог к родителям, где и прожила до конца 1917 года. Но эта версия не подтверждается воспоминаниями самой актрисы. Скорее всего, Фаина домой не возвращалась, довольствуясь случайными заработками.

В кратких черновых записях Фаины о времени, проведенном в Кисловодске, лишь перечень имен: Шаляпин, Тэффи, Медея Фигнер, Рубинштейн. О последнем такая запись: «При мне били шулера, человека в сером котелке, которого называли Митька. Шулер смирно сидел — толстый, огромный, не сопротивлялся, когда его били по шее бронзовым подсвечником. Карты при свечах, игра в девятку». Еще одна запись Раневской о Кисловодске того года: «...банкиры, кокотки, шулера, театры "Миниатюр", встревоженное предчувствие катастрофы». Фаину Раневскую пугала не нужда, а судьба ремесленника. Учиться было не у кого. Она решила уехать в Ростов-на-Дону.

Осень 1917 года, большевистский переворот в Петрограде, Гирш Хаимович Фельдман принимает решение эмигрировать. Причиной этого стал его арест большевиками почти сразу после переворота. Вместе с ним арестовали его друга и компаньона Иосифа Рецкера. Через много лет сын Иосифа Яков Иосифович Рецкер вспоминал: «Когда мы приехали в Таганрог, папу и его компаньона, Григория Самойловича Фельдмана, отца Раневской, немедленно арестовали большевики. Посадили их в товарный вагон, и представитель ревкома явился к маме и сказал: "Мы их освободим, только нам нужно сто тысяч. Вот вам срок — двадцать четыре часа". Денег не было, но у мамы были, кажется, какие-то бриллианты. В общем, достали по 50 тысяч мы и семья Фельдмана. Помню, как я и мама приехали на вокзал. На запасных путях стоял этот вагон. Отец и Фельдман сидели, хохотали, стоял один часовой, их никто не трогал. И, в общем, их освободили...». Сразу после освобождения вся семья Фельдманов — он сам, Милка Рафаиловна и их сын Яков (Изабелла уже вышла замуж и жила за границей) — отправилась в порт, а оттуда на пароходе «Святой Николай» отплыла в румынский порт Констанцу. Согласно утвердившемуся мнению, Фаина отказалась ехать с ними, не представляя себе жизни без России и русской культуры. Возможно, что это было именно так, но скорее всего Фельдманы в тот момент просто не знали, где она находится.

Фаина осталась одна, но никогда она не пожалела о своем решении остаться. В одном из разговоров с актрисой Елизаветой Метельской она сказала: «Лизочка, не думай, что я, как моя тезка Фанни Каплан, хотела участвовать в революции, Февральской или Октябрьской. Но зато я точно знала, что не могу без России, без русского театра». В начале 1918 года в Ростове-на-Дону для Фаины главной проблемой стало само выживание в городе, к которому все ближе подбиралась Гражданская война. Но тут в ее жизни произошла самая большая удача. На гастроли в Ростов тогда приехала актриса Павла Вульф вместе со своей труппой. Впервые Фаина увидела Павлу Леонтьевну еще в ранней юности в Таганроге. Встреча Раневской и Вульф во многом изменила жизнь каждой из них и обеих вместе. Без встречи с Вульф биография Фаины Георгиевны немыслима, вернее, она была бы совсем другой. Между тем и Павла Вульф не раз отмечала, что она без Раневской тоже прожила бы совсем другую жизнь.

В один из апрельских дней 1918 года Фаина решительно направилась к дому, в котором остановилась Павла Вульф. Они еще не были знакомы. В тот день у Павлы Леонтьевны была мигрень, она никого не принимала. Но настойчивости молодой посетительницы пришлось уступить. Вошла нескладная рыжая девица со словами восторга и восхищения ее игрой. Из воспоминаний Раневской: «Я просила Вульф помочь мне устроиться в театр на выходные роли. Она предложила мне взять отрывок из пьесы "Роман", которая в то время нравилась публике и премьершам всех театров; я видела в этом спектакле великолепную Марию Федоровну Андрееву, игравшую героиню пьесы. Павла Леонтьевна сказала, что ее не захватил сюжет пьесы и она отказалась в ней играть: роль в пьесе была очень выигрышной, но не во вкусе актрисы чеховского или ибсеновского репертуара. Я испугалась трудности роли итальянской певицы Маргариты Кавалини, говорившей с итальянским акцентом, а после того, как увидела в этой роли Андрееву, стала отказываться, но Вульф настояла на том, чтобы я выбрала одну из сцен пьесы и явилась к ней, чтобы показать мою работу».

Чтобы добиться естественности, Фаина Раневская нашла, пожалуй, единственного на весь город итальянца-булочника и стала брать у него уроки итальянской мимики и жеста. Своему учителю ей приходилось отдавать практически весь заработок, который получала, участвуя в массовке. Раневская так вспоминает этот решающий день своей жизни: «Со страхом сыграла ей монолог из роли, стараясь копировать Андрееву. Прослушав меня и видя мое волнение, Павла Леонтьевна сказала: "Мне думается, вы способная, я буду с вами заниматься". Она работала со мной над этой ролью и устроила меня в театр, где я дебютировала в этой роли. С тех пор я стала ее ученицей».

«Жутко было тогда в Ростове», — много лет спустя вспоминала Павла Леонтьевна. Красные, белые, артобстрелы, немцы. Город переходил из рук в руки. Театр закрылся. Ее маленькая дочь Ирина серьезно заболела. Через фронт в Москву не пробраться. Решили ехать в Крым. Раневскую взяли с собой. «Павла Леонтьевна спасла меня от улицы», — говорила Раневская. Так началась их новая семья — почти 45-летняя жизнь Раневской рядом с Павлой Леонтьевной Вульф, неразрывная связь Фаины Георгиевны с семьей Вульф, которая продолжалась почти 70 лет.