Цена успеха. «Талант — это неуверенность в себе...»

Цитата Фаины Георгиевны, послужившая названием для этой главы, полностью звучит так: «Талант — это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности».

Были ли свойственны Раневской неуверенность, перфекционизм — постоянное стремление к совершенству? Бесспорно. Считала ли она себя талантливой? Вряд ли. В ее записках можно увидеть хвалебные слова в адрес многих актеров, себя же она не щадит никогда: «играю скверно», «еще один напрасно прожитый день»... Вот такой парадокс. Но если мы вспомним высказывание Карамзина о том, что «талант великих душ есть узнавать великое в других людях», многое станет на свои места. Раневская сполна обладала этим «талантом великой души» — она по-детски радовалась, если видела хорошую игру на сцене, могла искренне плакать, слушая классическую музыку или любуясь картинами. И еще одно высказывание, на этот раз «отца британского театра» — Уильяма Шекспира: «Отрицание своего дарования — всегда ручательство таланта». И, скорее всего, великий драматург не имел в виду пустое кокетство «Ах, я бездарность! Немедленно разуверьте меня в этом», он хотел сказать, что для истинно одаренного человека работа над собой не заканчивается никогда, он постоянно недоволен тем, чего уже достиг, и стремится к покорению все новых и новых вершин...

Итак, в 1963 году Фаина Георгиевна вернулась в Театр имени Моссовета, которым по-прежнему руководил Юрий Александрович Завадский. Именно он, пожалуй, нашел наиболее верные слова для характеристики Раневской, когда через много лет писал статью в честь ее восьмидесятилетия: «Фаина Георгиевна — личность, индивидуальность, с трудным — и для нее самой, прежде всего, и для окружающих — характером...» Может быть, в этом дело? И острые углы характера объяснялись не столько самодурством великой «Старухи», сколько ее внутренней ранимостью и мучительной неуверенностью в себе? Ведь многие из нас встречали людей, прячущих под сарказмом, а подчас даже агрессией, врожденный или приобретенный страх перед окружающим миром? И в то же время эти же самые качества, если природа награждает ими артиста, делают его игру особенно пронзительной и достоверной...

Бывалые актеры говорят, что зрители могут простить многое: забывчивость, плохо выученный текст, огрехи в декорациях и костюме. Не прощают только одного — неискренности. И именно обнаженный нерв личного переживания, «проживания» каждой новой или не очень роли незримой таинственной нитью всегда связывал Раневскую со зрительным залом. Еще один «казус Раневской»: публика обожала ее, восхищалась филигранной игрой актрисы... но не знала, какими моральными муками оплачена эта кажущаяся легкость.

«Когда умру, напишите на моем памятнике: “Умерла от отвращения”»

(Ф.Г. Раневская)

Фаина Георгиевна получала тысячи писем, по-детски радовалась даже самым странным и глупым и на все обязательно отвечала сама, пачками скупая на почте открытки и конверты. Поток писем превратился в буквальном смысле в водопад, когда в Театре имени Моссовета был поставлен спектакль «Дальше — тишина» по сценарию Виньи Дельмар.

Действие происходит в США. В центре повествования — пожилая супружеская пара Люси и Барклей Куперы. Они прожили вместе пятьдесят лет, у них пятеро взрослых детей, которым они смогли дать хорошее образование и «путевку в жизнь». И вот однажды, приехав на семейный обед, младшие Куперы узнают, что их родители вынуждены продать дом: они больше не могут позволить себе оплачивать проживание и аренду, так как завод, на котором работал отец, прекратил свое существование. Старики надеются, что дети помогут — например, вскладчину снимут для них небольшую квартиру или домик. Но то, что происходит дальше, полностью рушит их надежды. Оказывается, детям не по карману оплачивать жилплощадь для ставших ненужными родителей. И они принимают решение: разделить их. Отца забирает к себе одна из дочерей, а Люси отправляется к сыну и его супруге.

Но на этом история не заканчивается. Люси Купер постепенно осознает себя лишней: добрая, наивная, привыкшая приносить в жертву другим свои желания и собственную жизнь, она постоянно наталкивается на прохладно-равнодушное отношение людей, которые для нее всегда были самыми близкими. Но у нее теплится надежда на встречу с мужем — старушка верит, что рано или поздно дети найдут возможность помочь им прожить остаток жизни вместе, ведь не могут же они быть настолько черствыми!

Вскоре ей дают понять, что этого не будет никогда. Даже просто дать возможность старикам встретиться дети не хотят — все живут в разных городах, а путешествия — удовольствие довольно накладное. Обиженная до глубины души, растерянная перед проявлением такой жестокости, Люси принимает решение — добровольно переселиться в дом престарелых. Она просит об одном — чтобы дети не сообщали о произошедшем Барклею, пусть он будет уверен, что его супруга, которую он больше не может увидеть, хотя бы живет среди родных людей! Даже в такой ситуации Люси старается сохранить лицо — нет, не свое... Она хочет, чтобы ее дети не выглядели чудовищами и не хочет волновать супруга.

«Мне всегда было непонятно — люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства»

(Ф.Г. Раневская)

Завершением и в то же время кульминацией спектакля становится сцена прощания Барклея и Люси — они все-таки смогли встретиться последний раз, перед тем, как она отправится в «приют для престарелых женщин», а он переедет к другой дочери, за сотни километров... «А дальше — тишина», — произносил голос за сценой — голос судьбы? Или, вероятно, голос чьей-то проснувшейся совести? Наступившая тишина означала только одно: эти два человека не проживут друг без друга, и можно с уверенностью предсказать все последующие события...

«Думайте и говорите обо мне, что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?»

(Ф.Г. Раневская)

Роли Люси и Барклея исполняли Фаина Раневская и Ростислав Плятт. Именно они превратили средненькую, в общем-то, пьесу с банальным сюжетом о пропасти между поколениями в настоящий шедевр. К счастью, постановка была записана на пленку, и ныне все те, кто в силу молодого возраста не видел «Тишину» на сцене, могут познакомиться со спектаклем. Правда, иногда возникают непредвиденные препятствия: «Я несколько раз начинала смотреть в интернете эту запись, — пишет одна юная зрительница. — Но каждый раз начинала плакать, причем так, что досмотреть уже не могла».

Слезы в зрительном зале! Сколько их было за все это время, пока на сцене Театра имени Моссовета шел спектакль «Дальше — тишина»? История о несчастных стариках переворачивала душу, заставляла взглянуть на себя со стороны... Раневская говорила, что к ней много раз подходили пожилые люди и благодарили за этот спектакль — мол, дети стали более внимательными и добрыми. Благодарили молодые — «Я после вашего спектакля осознал, какой скотиной был по отношению к своим родителям... Спасибо вам!», «Мою душу перетрясли, как простыню», «После окончания спектакля зрители не торопились расходиться — у многих просто не было сил подняться...» — вот лишь несколько характерных отзывов.

— А что вас потянуло к пьесе «Дальше — тишина»? — спрашивала Фаину Георгиевну в интервью Наталья Крымова.

— Сострадание к старикам, — ответила Раневская. — Это самое привычное мне чувство. И жизнь моя из-за этого очень нелегка.

— А вы знаете, что на этом спектакле в зале многие плачут?

— Знаю.

— И как вы это воспринимаете?

— С удовольствием!

Видимо, Раневская, как всегда относясь к себе критично, не могла не признать, что задача, которую она ставила перед собой, — пробудить в душах людей сострадание и доброту, — была ею выполнена...

«Есть люди, в которых живет Бог. Есть люди, в которых живет дьявол. А есть люди, в которых живут только глисты»

(Ф.Г. Раневская)

«Тишина» продержалась на театральных подмостках тринадцать сезонов. Появление Раневской и Плятта на сцене в начале действия сопровождалось такими бурными аплодисментами, что иногда спектакль начинался с опозданием на двадцать-тридцать минут.

Отчасти тема «отцов и детей» была поднята и в другой, более ранней постановке, которую Фаина Георгиевна называла в числе своих любимых, — «Странная миссис Сэвидж».

Впервые спектакль по трагикомической пьесе американского драматурга Джона Патрика был поставлен на сцене Театра имени Моссовета режиссером Леонидом Варпаховским в 1966 году. По сюжету эксцентричная вдова миллионера Этель Сэвидж тратит значительную часть денег покойного мужа на благотворительность. Дети мистера Сэвиджа от первого брака в ярости — и отправляют мачеху в пансион для душевнобольных. Но миссис Сэвидж не только чувствует себя в пансионе как рыба в воде: оказывается, что она успела спрятать бумаги, которые позволили бы великовозрастным отпрыскам распоряжаться деньгами и имуществом. Дальнейший сюжет строится вокруг эксцентрических, а подчас и откровенно идиотских ситуаций, в которые по воле мачехи попадают обезумевшие от жадности дети покойного Сэвиджа... Впрочем, все заканчивается относительно благополучно.

«Женщины — не слабый пол, слабый пол — это гнилые доски»

(Ф.Г. Раневская)

Во внетеатральной жизни Раневской в 1960-х годах началась очередная черная полоса. Сначала скончалась Павла Леонтьевна Вульф — женщина, заменившая Фаине Георгиевне мать, ставшая для нее учителем, примером, ориентиром в жизни, бесконечно ею любимая и уважаемая. Год спустя умерла сестра Белла — за несколько лет до этого она, считавшаяся на родине «белоэмигранткой», вернулась в Россию, к Фаине, но прожила в Москве недолго. В 1966 году не стало Анны Андреевны Ахматовой — ее смерть Раневская восприняла как страшную трагедию.

Цинично звучит, но, может быть, потери и личные неурядицы делали игру Раневской еще более тонкой, еще более прочувствованной? Или, напротив, ее вечное стремление к совершенству позволяло ей забыться, давало временное облегчение от душевной боли? Фридрих Ницше сказал однажды: «Творчество! Вот великое спасение от страданий, великое облегчение жизни!» Согласилась бы с ним Фаина Георгиевна? Увы, спросить ее мы уже не можем...

«Запомни на всю жизнь — надо быть такой гордой, чтобы быть выше самолюбия»

(Ф.Г. Раневская)