«Как грустно, когда они улетают!..»
Речь зашла про хиппи — Ф.Г. прочла статью о Вудстокском фестивале в «Театре».
— Я их понимаю. У них нет программы, у них отрицание ради отрицания, анархизм. Но нечто подобное испытала и я. Однажды, когда мне было лет пятнадцать, я, увидав проходившую по улице босую сверстницу (осень, холодно!), бросила ей свои туфли — модные, с тупыми вывороченными носками — фирмы «Вэра», — вот увидите, эта мода скоро вернется.
— Возьми и обуйся, — крикнула я.
Через несколько минут в комнату вошел отец.
— Я видел, что ты сделала, — сказал он. — Но я прошу тебя запомнить: здесь нет ничего заработанного тобою. Ничего.
Как мне тогда хотелось уйти из дома, как все вдруг стало чужим.
Напора красоты не может сдержать ничто!
Мой старший брат, он погиб на фронте, пошел добровольцем в империалистическую, зашел как-то ко мне в комнату — я тогда еще играла в куклы — ну, мне было лет восемь-девять, а ему четырнадцать, — обвел все глазами и сказал трагически:
— Здесь все краденое. Все краденое.
Он был легальным марксистом и прочитал тогда Прудона...
— Кто украл? — спросила я.
— Отец, — ответил брат, — и мать.
— Мама не могла украсть, не могла, — заспорила я.
Я ведь, вы знаете, ушла из дома, когда решила стать актрисой. Ушла с одним чемоданчиком. Но мама мне помогала — переводила ежемесячно небольшую сумму.
Однажды с моим приятелем-актером я зашла в банк и получила очередной перевод — несколько бумажных купюр. Когда мы вышли из массивных дверей, налетевший ветер вырвал у меня деньги. Я остановилась и, следя за исчезающими в вихре банковскими билетами, сказала:
— Как грустно, когда они улетают! — и не сдвинулась с места.
— Да ведь вы Раневская! — воскликнул мой приятель, сразу вспомнив героиню «Вишневого сада». — Только она могла сказать такую фразу.
Когда мне пришлось выбирать себе псевдоним...
— Как псевдоним? — перебил я.
— Никто этого не знает — так давно я переменила фамилию.
— Но я-то, — удивлялся я, — читал вам письма от брата, отправлял ваши послания ему и ни разу не задумался, почему у него другая фамилия!
— Я решила взять фамилию Раневская. У нас есть что-то общее, далеко не все, совсем не все.