12 марта 1939 года

Здравствуй, моя дорогая Фирочка!

Ты, наверное, ругаешь меня на чем свет стоит за то, что я не поздравила тебя с праздниками и так долго не отвечала на твои письма. Я получила все четыре, но у меня не было настроения писать ответы.

Если ты получаешь газету «Советское искусство», то, наверное, читала в номере от 22 декабря прошлого года статью, в которой меня обозвали «летуном» и «дезорганизатором театрального производства». Это постарался начальник ЦТКА Угрюмов, чтобы все мои болячки перешли к нему. Вот уж тот самый случай, когда фамилия говорит о человеке лучше визитной карточки. Из-за того, что я собралась уходить в Малый театр, причем не одна, а в компании с актером Герагой, нас ославили на весь белый свет. Летуны! Дезорганизаторы! Я сказала Угрюмову, чтобы он прикусил свой грязный язык, иначе ему придется плохо. За ним есть грешки, которых может хватить на три статьи в газетах. Если не на все пять. Но что толку хлопать себя по ляжкам, когда молоко убежало? Я все-таки ушла из ЦТКА, но с такой репутацией, которую не пожелаешь и врагу. Мне самой не рассказывают то, что обо мне говорят, но зато рассказывают Ниночке, а она все передает мне. Послушать этих мерзавцев, так на свете нет человека, у которого характер был бы хуже моего. Но ты-то, милая моя, хорошо меня знаешь. Да, я не лезу за словом в карман и, если кто-то на меня нападает, сразу же даю отпор. Но я никогда в жизни не напала ни на кого первой. Это не в моих привычках.

Ладно, черт с ним, с Угрюмовым. Встречу Нового года он мне испортил. Куда бы я ни пошла, мне всюду казалось, что все вокруг говорят обо мне. Ах, если бы я только знала, что эта статья пустяки по сравнению с тем, что ожидало меня позже. Пустяки! Комариный укус! По сравнению с тем оскорблением, которое мне нанесли в Малом театре, статья Угрюмова была крошками от прошлогодней мацы. Успокоившись, я пришла в Малый к Судакову¹ и услышала от него: «Простите, но я не могу вас взять. Труппа против».

Труппа против! Нет, ты только представь — труппа, в которой я никому не сделала ничего плохого, ополчилась на меня! За что? Сначала я подумала, что Судаков шутит. Но все оказалось правдой. Он не захотел вдаваться в подробности, но я все же узнала, в чем дело. Труппу настроила против меня Массалитинова². Она меня ненавидит, причем без причины. Кто-то ей что-то нашептал на ушко, и в результате мне отказали в Малом после того, как дело уже было решено. Разумеется, Судакову пришлось идти на поводу у труппы, ведь все хором заявили ему: «Или мы, или Раневская!» Вот так, Фирочка, я повисла между небом и землей. Ах, какое там небо! Правдивее будет сказать, что я болтаюсь как г...о в проруби. Заслуженная артистка РСФСР снова (снова, Фирочка, снова!) не может найти себе места. В ЦТКА вернуться не могу. Гордость не позволяет, да и понимаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Меня там сожрут. У Угрюмова на меня зуб, а он не такой человек, с которым можно играть в бирюльки. Хорошо еще, что приглашают сниматься в кино. Без кино я бы с голоду сдохла бы. Нет, конечно не сдохла бы, но без кино мне было бы хуже. Концерты тоже выручают. Звали меня в недавно открывшийся Театр эстрады и миниатюр, но я отказалась. Я — драматическая актриса, и то, что сейчас мне приходится зарабатывать на жизнь комическими сценками, еще не означает, что я собираюсь всю оставшуюся жизнь этим заниматься. Потерпев неудачу в Малом, я попробовала было сунуться в Художественный, но и там мне дали от ворот поворот несмотря на то, что за меня замолвила словечко сама Книппер-Чехова. Немирович-Данченко не любит тех, кто начинал свою карьеру не у него. Ну и черт с ним! Перебьюсь как-нибудь. На Малом и Художественном свет клином не сошелся.

В кино у меня уже появились режиссеры, которые готовы придумывать для меня роли. Честно говоря, пока только одна, но «режиссеры» звучит солиднее. Я познакомилась с одной милой женщиной, ее зовут Надя³. Она только пробует себя в режиссуре, но серьезного человека видно сразу. Надя хотела переделать для меня одну роль в своей первой картине, которую она снимает в паре с другим режиссером. Я могла бы сыграть диверсанта, но не сыграла, потому что Надин партнер (а он старший режиссер) воспротивился этому. Женщина-диверсант, по его мнению, выглядит несолидно. Черт с ней, с этой ролью, мне приятно, что режиссер, пускай и начинающий, хотела переделать для меня роль с мужской на женскую. Значит, Раневская чего-то стоит.

Ах, Фирочка, если бы ты знала, как я мечтаю сыграть свою тезку Раневскую в кино! Я уверена, что рано или поздно кинорежиссеры доберутся до «Вишневого сада». Чехов удивительно кинематографичен. У него нет «воды». Его произведения не надо выжимать — бери и ставь как есть. Скажу тебе честно — ты знаешь, как я не люблю Таганрог. С этим городом у меня связаны одни лишь плохие воспоминания. Но я прощаю Таганрогу все за то, что там родился Чехов. Горжусь тем, что я его землячка. А чем еще я могу гордиться? Званием заслуженной актрисы? Оно, конечно, хорошо, но это звание чего-то стоит, когда его видишь на афишах. Заслуженная актриса без театра — это анекдот. Павла Леонтьевна советует мне набраться терпения. Ох, сколько я себя помню, столько я терплю. Терплю и жду — ну когда же, когда мне улыбнется счастье? Оглядываясь назад, ловлю себя на мысли о том, что самые лучшие мои театральные годы пришлись на вторую половину двадцатых. Как же со временем изменяются мнения! Тогда мне казалось, что все это не то, что мне нужно. Все помыслы мои были устремлены в Камерный театр. А теперь я понимаю, что то время было самым счастливым для меня. Кого я только не играла! Я чувствовала себя Актрисой. И думала, дурочка этакая, что в Москве мне будет еще лучше.

И что же? Прошло почти десять лет, а я так и не сделала ничего толкового на столичной сцене. Была Зинка, да сплыла так быстро, что я «Модэ Ани»⁴ не успела прочесть. Разве что Вассой можно было бы гордиться, если бы режиссер не отвергала бы все, что я ей предлагала. Она меня изнасиловала, заставила играть Вассу так, как хотелось ей. Ты же знаешь, Фирочка, как трепетно я отношусь к моим ролям. Я стараюсь изо всех сил. Я приму любые замечания режиссера, кроме тех, которые идут во вред делу. Но что толку сейчас об этом вспоминать? Дело прошлое. Надо смотреть правде в глаза — десять лет пошли псу под хвост. Я перебиваюсь случайными заработками. Выступаю в клубах, играю в кино дур или недотеп и мечтаю о том, что, наверное, никогда не сбудется.

Газету «Советское искусство» с декабря читать перестала. Если там снова напишут обо мне, мне расскажут об этом «добрые люди». Это не газета, а черт знает что такое. Летом там обосрали Любочку⁵, написали, что она в Одессе и Киеве требовала с филармоний за свои концерты вчетверо больше положенного. Если ты читала ее, то знай, что там все ложь, от начала до конца. Я хорошо знаю Любочку. Она — человек исключительной порядочности. Эти мошенники сами предлагали ей повышенные ставки, чтобы заманить ее к себе. Никто же не говорит: «Вот мы провернем махинацию, чтобы вам заплатить побольше». Нет! Все говорят, что доплатят из особого фонда. Дают расписаться в ведомости, все, как полагается. В Москве, у себя дома, Любочка может выступать за обычную ставку, но на выезде эта ставка не покроет ее расходов. Если бы приглашающая филармония могла бы оплатить ей проезд и жилье, то все было бы в порядке. Но у них нет такой статьи расходов. Что же теперь, гастролировать себе в убыток? Если газета бы серьезно интересовалась этим вопросом и хотела бы исправить существующий порядок, так надо было писать не о Любочке, а о том, что артистам самим приходится покупать билеты на поезд и оплачивать гостиницу. Еще и переплачивать приходится, потому что мест вечно нет. Если хочешь критиковать недостатки, то критикуй правильно, а не вали с больной головы на здоровую. Знаешь, почему пострадала Любочка? Потому что два одесских афериста — директор филармонии и начальник областного управления по делам искусств — мечтали друг от дружки избавиться и им нужен был подходящий повод. А тут — такая известная актриса. Бедная Любочка, она так переживала, а я говорила ей: «Милая, наплюй и забудь». А когда про меня написали, она мне говорила то же самое.

Как газета «Советское искусство» совершенно деградировала с тех пор, как туда пришел Альтман⁶. Была когда-то хорошая газета, а теперь она годится только на подтирку. Занимается верхоглядством, гоняется за «сенсационными» фактами, врет напропалую... Читаешь, и кажется, будто держишь в руках не советскую газету, а «Московский листок»⁷. Вместо того чтобы проезжаться по нам с Герагой⁸, лучше бы написали о том, что в наше время перевелись хорошие режиссеры. Раньше в режиссеры шли лучшие, а сейчас туда идут бездарности. Сам ничего не умею, так буду других учить. Разве бы я ушла из ЦТКА, если бы там после Юриного отъезда в Ростов⁹ остался бы хоть один толковый режиссер? Надо писать о важных насущных проблемах, а не цепляться к порядочным людям.

Я упомянула Альтмана, бывшего главного редактора «Советского искусства». Ты его не знаешь, так я тебе расскажу. Это ужасно ограниченный тип, мнящий себя величайшим знатоком искусства. Придя в газету, он начал с того, что избавился от всех мало-мальски умных людей, чтобы не выглядеть на их фоне бледно. Вместо уволенных Альтман набрал таких же посредственностей, как и он сам, что сразу же сказалось на газете. После выхода статьи я пришла к нему в редакцию и высказала в лицо все, что о нем думаю. Высказывала очень громко, так, что слышали все сотрудники, а под конец добавила несколько слов на идише. Когда уходила, хлопнула дверью так, что она чуть было не слетела с петель. Павла Леонтьевна, узнав о моей выходке, пришла в ужас и сказала, что меня могут арестовать за хулиганство. Какое хулиганство? Я же ничего не разбила, никого не ударила и самые крепкие слова сказала на идише. Любой советский человек вправе прийти в редакцию и высказать свое мнение о том, что было напечатано. Это называется «связь с народом». Надо будет — еще схожу. Угрюмову тоже высказала все, что о нем думаю, начиная с методов его руководства и заканчивая тем, что он развел невероятный подхалимаж. Поощряет, чтобы его называли «Ильичом», а не «Михаилом Ильичом»¹⁰. Представляешь, что это за тип?

Спасибо тебе огромное, милая Фирочка, за приглашение погостить у тебя. Я бы с удовольствием отдохнула бы на юге и повидалась с тобой, но сейчас мне не до отдыха. Да и денег на отдых нет. Ты же знаешь, как я люблю сорить деньгами. Считать на отдыхе каждую копейку — это не по мне. Я лучше останусь дома. Вот когда получу деньги за съемки (а там должно набежать изрядно), тогда и посмотрим.

Ирочка попыталась пристроить меня в Театр Революции (у нее там много знакомых, вплоть до главного режиссера), но из этого ничего не вышло — труппа полностью набрана и, кроме того, там много «вольноопределяющихся». Я же не хочу становиться «вольноопределяющейся», которая ждет ролей годами. Это не по мне. Да и сам театр сильно сдал в последние годы. Нет уж былого духа актерского товарищества. Ах, Фирочка, ты и представить не можешь, как дружно мы жили в Крыму! Времена были тяжелейшие, и мы всячески поддерживали друг друга. Неужели для того, чтобы пробудить в людях человеческие качества, непременно нужны тяжелые испытания? Стоит жизни наладиться, как люди сразу же начинают грызть друг дружку. Мне в Театре Революции нравится только Бабанова¹¹. Завидую ей, по-хорошему завидую ее таланту, ее ролям. Я была бы счастлива играть с ней на одной сцене. Многие актеры стараются устроиться туда, где не будет никого лучше них, чтобы никто их не затмевал, но я считаю иначе. Мне нужно, чтобы рядом были те, у кого я могу чему-то научиться, те, кто побуждает меня к совершенствованию. Чувствую, что у Бабановой смогла бы научиться многому, несмотря на то, что она младше меня и вышла на сцену уже после революции. Но возраст далеко не главная мерка в искусстве, здесь все определяется талантом.

Про Камерный даже не думаю, несмотря на то давнее приглашение Таирова. Театр, как говорится, на ладан дышит, да и не хочется мне туда возвращаться, потому что я знаю — ничего путного из этого не выйдет. После того как Охлопков вместе со своей компанией ушел к Вахтангову¹², Таиров немного воспрянул духом. Но все равно, Фирочка, это уже совсем не тот Таиров. Раньше он был орел, а теперь его можно сравнить разве что с вороном. Ах, как жаль, если бы ты знала, как мне жаль Алису Георгиевну, Таирова и их театр!

Павла Леонтьевна счастлива, что вернулась в Москву, но больше счастлива от того, что Ирочка ушла от Юрия Александровича. Она сильно переживала, бедняжка, но наконец-то решилась на разрыв, потому что устала терпеть бесконечные измены. Творческая личность, увлекающаяся натура, мимолетный порыв... Знаешь, Фирочка, можно простить один мимолетный порыв, другой, но не пятьдесят! Это уже получается система. Но должна тебе сказать, что после разрыва Ю.А. повел себя крайне благородно. Когда Павла Леонтьевна собралась следом за Ирочкой в Москву, он сказал ей, что все произошедшее никоим образом не отразится на их отношениях, и просил остаться в Ростове, но она не согласилась. Ю.А. умеет расставаться по-доброму, недаром же его первая жена служит в его труппе¹³. Но Павла Леонтьевна не согласилась. Что ей одной делать в Ростове? Новый муж Ирочки всем нам нравится. Он очень любит Ирочку, уже за одно это мы готовы его полюбить. Но, кроме этого, у него спокойный характер, и как артист он весьма неплох¹⁴. Но самое главное, что он нравится Тате. Наша Тата видит людей насквозь. Уж не знаю, как у нее это получается, но она с первого же взгляда отличает плохих людей от хороших. Про Ирочкиного Валентина она сказала: «Обстоятельный мужчина». Это у нее один из высших комплиментов, обозначающий человека, на которого можно положиться. Я очень рада, что Ирочка наконец-то почувствовала себя счастливой. Она заслужила свое счастье. Уверена, что Павла Леонтьевна наконец-то дождется внуков, о которых она так мечтает. «Что за дела? — говорит. — Играю бабушек, а своих внуков нет». Но ты понимаешь, Фирочка, что любая женщина сто раз подумает — а стоит ли рожать детей от человека, на которого нельзя положиться. Первая жена Ю.А. родила от него по глупости (ей было всего 18), и что с того? Он очень скоро бросил ее с ребенком на руках. Деньгами помогает, но отца у мальчика нет. А уж от того, кого Тата назвала «обстоятельным мужчиной», рожать можно спокойно. Нужно рожать! Ведь Ирочке уже за тридцать!

Ты не представляешь, как я рада тому, что Павла Леонтьевна сейчас рядом со мной. В моей жизни снова наступили тяжелые времена, и мне очень нужна ее поддержка. Она для меня и друг, и наставница, и самая близкая моя родственница. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь в том, что кровное родство ничего не значит в сравнении с духовным. У меня, идише мейделе¹⁵, с Павлой Леонтьевной такое взаимопонимание, какого с родной матерью никогда не было. Мы понимаем друг друга с полуслова, и часто случается так, что одновременно думаем об одном и том же. Я начну: «А вот...», а мой добрый ангел улыбается: «Я тоже об этом подумала». А с моей родной сестрой мы как валенок с сапогом, только фамилия у нас когда-то была одинаковая, больше ничего общего между нами не было. Или взять тебя, милая моя подруга. Мы с тобой как две родные сестры. Мечтаю о том, чтобы ты переехала в Москву. Готова даже жениха тебе подыскать, если соберешься переезжать. Шучу, конечно, милая, потому что сваха из меня никудышная. Один раз в жизни попробовала сосватать, и ты знаешь, что из этой затеи вышло.

Еще раз прошу тебя, милая моя Фирочка, не обижайся на меня, мерзавку этакую, за то, что я пишу тебе столь нерегулярно. Вот наладится моя жизнь (ах, как же хочется, чтобы это случилось поскорее!), и я исправлюсь. Мне очень приятно получать твои письма, моя дорогая подруга. Ты же знаешь, что у меня нет более давней подруги, чем ты. В будущем году исполнится 35 лет нашему знакомству! Надо будет мне собраться и нагрянуть к тебе в Баку. Устроим небольшой кутеж по такому поводу.

Целую тебя, милая моя подруга.

Твоя Фаня.

Примечания

1. Судаков Илья Яковлевич (1890—1969) — советский актер театра и кино, театральный режиссер. Был главным режиссером Малого театра с 1937 по 1944 год.

2. Массалитинова Варвара Осиповна (1878—1945) — известная актриса театра и кино, народная артистка РСФСР (1933). Более сорока лет (1901—1945) прослужила в Малом театре.

3. Можно предположить, что речь идет о советском кинорежиссере Надежде Николаевне Кошеверовой (1902—1989).

4. Короткая молитва, которую иудеи должны произносить сразу после пробуждения: «Благодарю Тебя, Царь Живой и Вечный, за то, что Ты по милости Своей возвратил мне душу мою; велика Твоя верность».

5. Речь идет о знаменитой советской актрисе Любови Петровне Орловой (1902—1975), дружившей с Фаиной Раневской. Статья о ней под названием «Недостойное поведение» была опубликована в номере газеты «Советское искусство» от 10 июня 1938 года.

6. Альтман Иоганн Львович (1900—1955) — советский литературовед, литературный и театральный критик. Главный редактор газеты «Советское искусство» в 1936—1938 годах.

7. «Московский листок» — бульварная ежедневная газета, выходившая в 1881—1918 годах.

8. Герага Павел Иосифович (1892—1969) — советский актер театра и кино, народный артист РСФСР (1947). Упоминался вместе с Раневской в газетной статье, о которой идет речь в этом письме.

9. В 1936 году Юрий Завадский с частью труппы Центрального театра Красной Армии уехал в Ростов-на-Дону, где возглавил только что построенный драматический театр имени М. Горького. В Москву он вернулся в 1940 году.

10. «Ильичом» в Советском Союзе звали В.И. Ульянова-Ленина.

11. Бабанова Мария Ивановна (1900—1983) — известная советская актриса театра и кино, театральный педагог. Народная артистка СССР (1954).

12. Это произошло в 1938 году.

13. Речь идет об известной советской актрисе театра и кино Вере Петровне Марецкой (1906—1978), которая была первой женой Юрия Завадского.

14. Речь идет об актере Театра имени Моссовета Валентине Александровиче Щеглове.

15. Еврейской девушки (идиш).