20 ноября 1935 года

Здравствуй, Фирочка!

Прости меня за то, что так долго тебе не писала, отделывалась только поздравительными телеграммами. Совершенно не было времени. Ты же знаешь, что я пишу письма по ночам, когда меня ничто не отвлекает. Я несколько раз садилась писать тебе, но всякий раз засыпала прямо за столом. Дел у меня много, но чувствую, что уставать от них стала больше обычного. Раньше чувствовала себя гораздо бодрее. Пожаловалась на усталость Павле Леонтьевне, так она встревожилась, напридумывала разных причин — гемоглобин, туберкулез и др., чем меня изрядно перепугала, и потащила к докторам. Слава Богу, доктора сказали, что у меня все в порядке, просто я переутомилась, и посоветовали съездить отдохнуть в Крым или на Кавказ. Я бы съездила, если бы была возможность. Тата наварила облепихового варенья и пичкает меня им. Гадость невероятная, но я ем, потому что не хочу обижать Тату. Она уверяет, что нет полезнее ягоды, чем облепиха. Не знаю, на мой взгляд, самая полезная для меня ягода — это клубника, потому что я ее люблю.

ЦТКА¹ совершенно не оправдал моих надежд несмотря на то, что руководит им хорошо знакомый мне человек. Радость только одна — Юрий Александрович сделал то, чего не удалось сделать мне. Он вернул на сцену Павлу Леонтьевну, и мы с ней теперь служим в одной труппе. Ты конечно же обратила внимание на то, что я назвала его по имени и отчеству. Я так его теперь все время называю, даже за глаза, даже мысленно и в письмах. Однажды случился конфуз. Привыкнув называть его по имени, я оговорилась на репетиции. Сказала на людях: «Юра, я с такой трактовкой не согласна». Он так рассердился, сверкнул глазами, нахмурился, а после репетиции отчитал меня, как набедокурившую девчонку. Пришлось стерпеть, ведь я была виновата. Теперь называю его только по имени и отчеству. А то, не дай Бог, снова оплошаю.

Труппа ЦТКА — настоящий noeud de viperes². Стоило только Павле Леонтьевне прийти в театр, как на Юрия Александровича тут же написали анонимку. Кто именно написал, так и осталось неизвестным, но я подозреваю, что это сделала артистка Добржанская³. Она в труппе недавно, но уже успела показать во всей красе свой гадкий характер. Ю. А. она ненавидит, потому что он отверг ее как женщину. Сам Ю.А. считает иначе. Ему кажется, что анонимку написал артист Хохлов⁴. У них незадолго до того вышел крупный спор, переросший в скандал. Павла Леонтьевна, знающая Хохлова еще по Иркутску, где они вместе служили незадолго до революции, считает иначе. По ее мнению, Хохлов не способен на такое подлое коварство. Он вспыльчив, но благородство ему не чуждо. Но если задуматься, то можно заподозрить почти всех, за исключением двоих или троих. Бедному Ю.А. пришлось долго объяснять начальству, кто такая Павла Леонтьевна Вульф и почему он решил пригласить ее в труппу. Фирочка, ты бы видела это начальство! Это невероятно далекие от искусства люди, которые при этом мнят себя опытными специалистами. А какой у них опыт? Руководство полковым клубом, не более того. Составление программы праздничного концерта они считают режиссерством! Нет, ты только вообрази себе это! Они с невероятным апломбом поучают Ю.А., человека, который учился у Станиславского и Вахтангова и играл Чацкого после Качалова⁵!

Не буду перечислять те глупости, которые приходится выслушивать бедному Ю.А., лучше расскажу тебе историю, похожую на анекдот, но это чистейшая правда. Время от времени нам сверху спускают для постановки пьесы из армейской жизни. Все они ужасно написаны. Люди, мнящие себя драматургами, не имеют понятия о законах драматургии. Рассмотрев очередной такой «шедевр», Ю.А. подробно пишет о его недостатках, которые делают постановку невозможной. Начальство на время успокаивается, но когда Ю.А. просит утвердить пьесу, выбранную им для постановки, он всегда слышит брюзжание: «Ставите черт знает что, а от настоящих пьес нос воротите». Вот так-то, милая моя. Одну из этих «настоящих» пьес Ю.А. зачитал нам на собрании. Не всю, а несколько отрывков. Я слушала и не могла понять, откуда все слышанное кажется мне знакомым. Ведь это новая пьеса о конниках Буденного. Смотрю на других и вижу на их лицах недоумение. Наконец, меня осенило первую — так это же гоголевский Тарас Бульба, перекроенный на современный лад! Вместо Тараса — Панас, вместо запорожцев — буденновцы и так далее. Каков наглец этот, с позволения сказать, «драматург»! Взял и списал у Гоголя! И даже не указал в скобках, что пьеса написана по «Тарасу Бульбе». Не иначе как боялся, что Гоголь потребует у него половину гонорара. Черт с ним, с этим «драматургом». У нас в Таганроге дочь аптекаря Идельсона Роза тоже баловалась написанием пьес — пересказывала Гольдфадена⁶ на русском, меняя имена и названия городов. Но как наши начальники, считающие себя образованными людьми, могли не узнать в пьесе о буденновцах «Тараса Бульбу»?

Добржанская несколько раз отпускала шпильки в мой адрес, но я пропускала их мимо ушей. Не хотела связываться. Но, когда она высказалась в адрес Павлы Леонтьевны, я не вытерпела (не могла вытерпеть) и утерла ей нос. Предметом ее недовольства стало то, что Ю.А. дал Павле Леонтьевне роль старухи-генеральши в пьесе «Я вас люблю». «Ах-ах! Развел семейственность! Не успела теща появиться в театре, так ей сразу роль! Небось и пьесу эту взялся ставить лишь с той целью, чтобы обеспечить тещу ролями! Кто же ей еще роль даст, как не зятек?» Вот скажи мне, Фирочка, положа руку на сердце — разве могла я стерпеть такое? Разумеется, не могла. «Что, — говорю, — завидно? Сами, небось, рассчитывали генеральшу сыграть, а теперь места себе не находите? Спеть больше негде». Соль этой истории заключается в том, что Добржанская мнит себя красавицей, а генеральша Нюрина, которую играет мой добрый ангел, — выжившая из ума старуха, настоящая развалина, которую вывозят на сцену в кресле. Кроме того, Добржанская довольно неплохо поет. Голос у нее приятный и сильный, это я признаю, хотя и не люблю ее. Ты же знаешь, что я справедлива к людям, замечаю не только недостатки, но и достоинства. Генеральша же в пьесе не поет, а мычит себе под нос нечто невнятное. Добржанская покраснела от злости, но не нашла, что мне ответить. Теперь она меня демонстративно не замечает, чему я очень рада. Поскольку при нашем разговоре присутствовала артистка Зеркалова⁷, очень скоро весь театр узнал, как Раневская «отбрила» Фифу (это прозвище Добржанской).

Не успела я прийти в театр, как узнала, что Ю.А. собирается из него уходить. Понимаю, почему он хочет уйти. Быть главным режиссером ЦТКА очень трудно. Приходится постоянно биться лбом о стену. Но я не понимаю, почему он не сказал мне об этом раньше. Он хочет уехать в Ростов со своей студией⁸. Там выстроили новое здание театра, а своей труппы у них нет. Он зовет нас с Павлой Леонтьевной в Ростов. Боюсь, что нам с ней придется расстаться. Она хочет ехать, потому что она ожила, вернувшись на сцену, ожила в прямом смысле этого слова, расцвела, воспрянула духом. Теперь сама говорит, что напрасно уходила. Но без Ю.А. она в труппе долго не удержится, ее выживут под тем предлогом, что актрис, играющих возрастные роли, много не нужно. А я не хочу никуда уезжать. Хотела бы, так давно бы уехала. Поглядим, кого назначат вместо Ю.А., если он в самом деле уедет. Может, еще и не уедет. Поговорит-поговорит, да передумает, или в Ростов отправят кого-то другого. Ходят слухи, будто в ЦТКА хочет перейти знакомый тебе по Баку Шлепянов⁹. Не хотелось бы мне этого, потому что как режиссер он меня совершенно не устраивает. Человек он хороший, но не умеет зажечь в актерах искру, увлечь их своим замыслом. Если Ю.А. на репетициях просто трепещет от переполняющих его чувств, то Шлепянов просто нудно бубнит, не выказывая никаких эмоций. А если режиссер ведет себя как снулая рыба, то и актеры будут точно так же себя вести и спектакля не получится. Ах, Фирочка, если бы ты видела, как репетировал Рудин¹⁰, о котором я тебе столько рассказывала! Он играл все роли, которые были в пьесе. Дай ему «бревно» (это такое прозвище для никудышных актеров), у него бы и «бревно» сыграло бы так, как ему было нужно. Вот что значит настоящий режиссер.

Ты, я уверена, уже знаешь из газет, что Алиса Георгиевна с Таировым стали народными артистами¹¹. Я выждала немного, пока утихнет поздравительная горячка, и съездила к ним, чтобы поздравить. Собиралась сделать это у них дома, потому что спектакля в тот день не было¹², но оказалось, что в театре идет вечерняя репетиция и они там. Мне не хотелось идти в театр, поскольку в руках у меня был огромный букет роз (за который с меня содрали немыслимые деньги!) и со стороны это могло выглядеть как подхалимство. Я бы приехала в следующий вечер, но роз было жалко — увянут. Пришлось отправляться в театр. Алиса Георгиевна облобызала меня и сказала, что настанет день, когда она будет гордиться знакомством со мной. Понимай эти слова как хочешь, но сама я поняла их как комплимент и немножко как попытку извиниться за то, что меня мягко выставляли и все же выставили из театра. Я не верила отцу, когда он говорил, что жизнь очень сложная штука. Мне, девчонке, казалось, что все просто. Есть хорошие люди, есть плохие, есть так себе, ни два ни полтора. От хороших людей можно ожидать только хорошего, а от плохих плохого. И до сих пор, когда от хороших людей получаю что-то плохое, то теряюсь и начинаю думать, уж не сама ли я виновата? Но у меня и в мыслях не было соперничать с Алисой Георгиевной. Я всего лишь хотела сыграть свою Зинку как можно лучше, чтобы не разочаровать ни ее, ведь она за меня поручилась, ни самого Таирова. Но мне, невезучей, ветер всегда дует в глаза. Разочаровать не разочаровала, но вместо этого обеспокоила. Знаешь, Фирочка, скажу тебе честно — я не в обиде ни на Алису Георгиевну, ни на Таирова. Мне кажется, точнее — мне хочется верить, что наша с ней дружба переживет эту неприятность. Камерный театр не для меня, и недаром же я так долго не могла туда попасть. Мне бы, дуре, сообразить вовремя, что Бог посылает мне знак, а я не сообразила, за что и была наказана. Пора избавляться от наивности, ведь я уже не девочка.

За всеми этими делами совсем забыла написать тебе о моих ролях. Ах, у меня есть роли! Я снова играю на сцене! Счастью моему нет предела, и за это я могу мириться со всем. С нашим дорогим Юрием Александровичем, который настолько себе на уме, что порой его совершенно невозможно понять. С неприятной труппой, в которой приятных людей можно пересчитать по пальцам, причем будет достаточно одной руки. С тем, что мне регулярно приходится выслушивать оценку моих способностей от людей, которые ни черта не смыслят в искусстве. И чем меньше у них понимания, тем резче их оценки.

Пусть! Пусть! Плевать на все! Главное, что я снова на сцене. Истосковалась по ней ужасно. Моя любимая роль — мамаша-мещанка в пьесе «Чужой ребенок». Своих детей у меня нет, но это еще не означает, что я не могу и не умею играть мамаш. Мне очень хочется, чтобы ты приехала в Москву и увидела бы меня в этой роли. Моя Мамаша гораздо интереснее Глафиры из «Последней жертвы». Вот уж никогда не думала, что доживу до Глафиры. Это я шучу, Фирочка. Мне кажется, что жизнь моя только начинается и проживу я еще долго-долго. А еще я играю коммунистку Оксану в пьесе «Гибель эскадры». Роль мне нравится, а вот сама пьеса не очень. Она похожа на «Оптимистическую трагедию», которую поставили в Камерном, но сильно ей уступает. Свою Оксану я невольно сравниваю с Комиссаршей, которую сыграла Алиса Георгиевна, и чувствую, что сильно проигрываю в сравнении с нею. Вот видишь — я опять о наболевшем. Пожалуй, пора заканчивать письмо. Оно получилось длинным. Я такая, долго собираюсь написать, но как соберусь, так меня уже не остановить.

Целую тебя, моя милая, и с нетерпением жду твоих писем. Они для меня как глоток родниковой воды в жаркий день (прости мне это выспренное сравнение, но так оно и есть).

Твоя Фаня.

PS. На Пятницкой, возле бывшего магазина Крестовникова столкнулась с Анечкой Маркеловой. Ты должна помнить эту томную брюнетку, которая дружила с моей сестрой и весьма прочувствованно пела «Гори, гори, моя звезда». Она теперь не Маркелова (взяла фамилию мужа) и служит делопроизводителем в какой-то снабженческой конторе при промкооперации. Сильно располнела, но это ей идет, выглядит настоящей боярыней. Муж у нее тоже работает в снабжении, только в другой конторе. Золота на ней, что игрушек на праздничной елке. Сразу видно, что человек не бедствует. В Таганроге не была с 19-го года и не имеет желания туда ехать (ты понимаешь почему). Пригласила ее в театр. Очень приятно приглашать знакомых на спектакли с моим участием. Оказывается, Анечка помнила обо мне и искала на афишах мою фамилию, только не знала, что я стала Раневской. После встречи с ней проплакала весь вечер, нахлынули воспоминания. Павла Леонтьевна меня успокаивала, но безуспешно. Если уж я начну плакать, то надолго. В последнее время всякий раз, как вспомню Таганрог, так сразу начинаю плакать. Стала ужасно сентиментальной. Впрочем, может, всегда такой была, просто раньше не понимала. В последнее время очень часто мне снится мама. Чаще одна, но иногда вместе с отцом. Просыпаюсь среди ночи и тоже плачу. Мне не в чем себя упрекнуть, но все равно чувствую себя виноватой перед родителями. Так оно, наверное, и есть, ведь я не оправдала их надежд. И своих собственных пока что тоже не оправдала.

Грустно мне, Фирочка, очень грустно. Уверена, что ты меня понимаешь, тебе ведь тоже бывает грустно. Вроде и не одинока я, слава Богу, у меня есть Павла Леонтьевна, есть несколько близких людей, в числе которых ты, но тоска все равно камнем лежит на сердце.

Примечания

1. Центральный театр Красной Армии.

2. Клубок змей (фр.).

3. Добржанская Любовь Ивановна (1905—1980) — советская актриса театра и кино, певица. Лауреат Сталинской премии второй степени (1951). Народная артистка СССР (1965). Наиболее известные роли в кино — мама Деточкина в картине «Берегись автомобиля» и мама Жени Лукашина в картине «Ирония судьбы, или С легким паром!».

4. Хохлов Александр Евгеньевич (1892—1966) — советский актер театра и кино. Народный артист РСФСР (1946). Лауреат Сталинской премии второй степени (1951).

5. Качалов Василий Иванович (настоящая фамилия — Шверубович; 1875—1948) — известный русский актер, один из ведущих актеров Художественного театра. Народный артист СССР (1936). Кумир Фаины Раневской.

6. Гольдфаден Авраам (1840—1908) — еврейский поэт и драматург, автор около 30 пьес, организатор первого еврейского театра, в котором шли пьесы на идише.

7. Зеркалова Дарья Васильевна (1901—1982) — советская актриса театра и кино. Народная артистка РСФСР (1947). Лауреат Сталинской премии второй степени (1946).

8. Помимо работы в ЦТКА и игры во МХАТе, Юрий Завадский с 1924 года руководил созданной им театром-студией.

9. Шлепянов Илья Юльевич (1900—1951) — советский театральный режиссер и художник. Заслуженный артист РСФСР (1933). Лауреат Сталинских премий (1946, 1951). В 1926 году некоторое время работал главным художником Бакинского рабочего театра. С 1928 по 1937 год работал главным художником и режиссером московского Театра Революции (ныне — театр имени Вл. Маяковского).

10. Речь идет о режиссере Павле Анатольевиче Рудине, с которым Раневская и Вульф работали в Крыму в 1918—1924 годах, а позднее — в передвижном театре при Московском отделе народного образования (МОНО) и в театре шахтерского санатория в г. Святогорске (Донецкая область).

11. Народными артистами РСФСР.

12. Таиров с Коонен жили в том же здании, в котором находился Камерный театр. Их квартира находилась на втором этаже, имела отдельный вход и выходила окнами на Большую Бронную улицу.