Несостоявшийся роман

«Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо — не хочется. Хорошо — неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке. Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей. Воспоминания — это богатство старости».

Фаина Раневская

«Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной...»

Фаина Раневская

Ах, как ослепительно хорош был этот мужчина, блистательный актер Василий Качалов. Будучи еще гимназисткой, а затем незадачливой соискательницей московских театральных училищ, Фаина Фельдман грезила именно о нем, писала ему наивные письма (разумеется, они никогда не были отправлены) и дерзко мечтала о том, что наступит время, когда она выйдет на сцену вместе с ним, мужчиной своей мечты. В 1924 году ей довелось познакомиться с кумиром своей юности.

Актер Василий Иванович Качалов — ведущий актер труппы Станиславского, один из первых Народных артистов СССР (1936). В роли Николая Строгина

Истерзанная революционными событиями Москва постепенно оживала: начался буйный расцвет театров, в жизнь которых Раневская окунулась с необычайным удовольствием. Она посещала все премьеры, смотрела полюбившиеся спектакли по многу раз, запоем. Однако фаворитом ее стал МХАТ, ведь на его сцене играл несравненный Василий Качалов. Любовь к этому легендарному московскому актеру стала для Фаины настоящим мучением: ведь в красивого, харизматичного мужчину были влюблены буквально все вокруг. Однажды Фаина даже написала письмо своему избраннику, сочиняя короткий, сдержанный текст несколько дней и бессонных ночей:

«Пишет Вам та, которая в Столешниковом переулке однажды, услышав Ваш голос, упала в обморок. Я уже актриса — начинающая. Приехала в Москву с единственной целью попасть в театр, когда Вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет и не будет».

Каково же было ее изумление, когда практически сразу же пришел ответ! Качалов писал:

«Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору Ф.Н. Мехальскому, у которого на Ваше имя будут два билета. Ваш В. Качалов».

Эта небольшая переписка положила начало не любовному роману, но дружбе, которой Раневская очень гордилась. Сама она называла Качалова изумительным артистом и неповторимой прелести человеком. Актерское мастерство Василия Ивановича Качалова было велико: он играл абсолютно любые роли, достоверно вживаясь в образы, диаметрально противоположные. Биограф Андрей Левонович Шляхов рассказывал:

«Он играл всех: Юлия Цезаря и Барона из пьесы Горького «На дне», Петю Трофимова в чеховских пьесах и монаха Пимена в «Борисе Годунове», Ивана Карамазова, Чацкого и Николая Ставрогина, Гамлета и Глумова в комедии Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Не существовало роли, с которой не мог бы справиться Качалов, столь велико было его актерское мастерство. Бывая у Василия Ивановича, молодая Фаина Раневская сперва постоянно робела, волновалась, не зная, как с ним говорить, как к нему обращаться. Сам Качалов просил говорить ему «ты» и даже называть его Васей, но Раневская не могла на это пойти.

Он служил ей примером в своем великом благородстве. Однажды Раневской довелось присутствовать при том, как Василий Иванович, вернувшись из театра домой, на вопрос своей супруги о том, как прошла репетиция «Трех сестер», где он должен был играть Вершинина, ответил: «Немирович снял меня с роли и передал ее Болдуману». — «Почему? — изумилась жена. — Ведь Вершинина должен был играть ты?» — «Болдуман много меня моложе, в него можно влюбиться, а в меня уже нельзя. Немирович прав, я приветствую его верное решение и нисколько не чувствую себя обиженным».

Раневская живо представила себе, сколько злобы, ненависти встретило бы подобное решение у любого другого актера. Посыпались бы заявления об уходе из театра, жалобы по инстанциям, начались дрязги.

...Был однажды такой случай. Зная о том, что Раневская спит и видит себя актрисой МХАТа, Качалов устроил ей встречу с Владимиром Немировичем-Данченко.

Раневская отличилась: по вечной своей рассеянности назвала Немировича-Данченко не Владимиром Ивановичем, а Василием Степановичем и... смущенная его странным взглядом, выбежала прочь из кабинета. Качалов, желая сгладить неловкость и, несмотря на конфуз, устроить переход Раневской во МХАТ, зашел к Владимиру Ивановичу еще раз, но с порога услышал: «И не просите: она, извините, ненормальная. Я ее боюсь...»

В роли Мани, тетки Добрякова в фильме «Любимая девушка»

И пусть полноценной любовной истории с Фаиной не случилось, она все равно была счастлива: ведь главной ее любовью была театральная сцена, которая встречала целеустремленную и талантливую девушку все более благосклонно. За шесть лет работы Фаина Раневская умудрилась сыграть более двухсот ролей в пьесах Гоголя и Чехова, Толстого и Островского, Шекспира и Ибсена, Горького и многих других драматургов. Этот впечатляющий показатель — практически норма для гастролирующих актеров тех лет, не думающих о том, что необходимо вжиться в образ, успевающих лишь слабенько запомнить текст роли настолько, чтобы подсказки обязательного тогда суфлера были понятны. Провинциальные театрики начала двадцатого века практиковали поточное производство спектаклей, умудряясь давать по нескольку премьер в неделю. Павла Вульф писала в своих воспоминаниях:

«Выручали штампы, штампы личные, индивидуальные, присущие тому или другому актеру, штампы общие, штампы амплуа. Разнообразные роли, которые приходилось играть актеру провинции, не спасали... Сознать и побороть в себе рождающегося ремесленника редко кто мог. Работать над собой, заниматься самоочищением не всякому дано».

Фаина Раневская обладала настоящим даром актерства, сочетающимся с неудержимым стремлением постоянно совершенствоваться и работать над собой. Сочетание этих качеств позволило ей, пройдя школу потокового создания театральных постановок, не превратиться в погрязшую в штампах актрису, а найти себя, выкристаллизоваться в яркую, самобытную сценическую личность, которой стали подвластны любые образы во всей их достоверности.