12.12.1961

— Знаешь, что сказал Эйзенштейн о Мейерхольде? — вдруг спросила сестра. — Счастье, сказал, тому, кто соприкасался с ним как с магом и волшебником театра, и горе тому, кто зависел от него как от человека. Вторая половина этой фразы относится почти ко всем режиссерам. Исключения бывают, но они так редки, так редки! И знаешь, что мне больше всего не нравится в режиссерах? То, что живут они по принципу собаки на сене. Сам тебе ролей не дает, разве что кинет какую-то подачку от великих щедрот своих, но и в другой театр не отпускает. Как можно отпустить? А вдруг там талант развернется в полную силу? Сам не ам, и другому не дам! Так и умру я в ожидании настоящей роли! Разве бабушка в «Деревьях» — мой предел? Я думала — ладно, наш главный режиссер очень занятой человек, а завлит у нас не ахти, серединка на половинку, так я сама найду подходящую пьесу. Приносила ему штук двадцать, и махровую классику, и нежную современность. Он все отвергает. Я спрашиваю «почему?», ведь пьеса так хорошо ложится на нашу труппу и соответствует как духу времени, так и всему остальному. Я же знаю, что сейчас можно и что нужно ставить! Я же не приношу ему «Самоубийцу» или ««Заговор чувств»! А он, по-моему, даже их и не читает! Любка за границей находит для себя пьесы, добивается, чтобы театр оплатил перевод и гарантировал ее мужу постановку, а ей главную роль, а я прихожу с протянутой рукой и униженно клянчу: «Царь, добрый царь, дай мне рольку, будь так добр». А царь не дает. Сегодня сказал, что хочет поставить что-нибудь свеженькое из врачебной жизни. Мало у нас про врачей хороших пьес, жаль. Я ему в шутку говорю: «Хотите новое дело врачей?» А он аж передернулся весь, в лице изменился и отвечает: «Только вы, с присущим вам тактом, можете из любого слова дело раздуть!» Как тебе это нравится? С присущим вам тактом! Из любого слова дело! Эх, если бы у меня был бы такой характер, чтобы из слов дела раздувать, я бы отыгралась на многих... Их счастье, что я не такая. Пьесу о врачах! Ставьте «Мнимого больного», в этой пьесе три женские роли! Маринка сыграет Белину, Туська — Анжелику, а Сашка — Туанетту! Весь гарем будет при деле. Ах, там, кажется, есть еще девочка? Ну и на девочку кто-нибудь найдется, хотя бы Анька. И самое главное — для Раневской в это пьесе ролей нет! Знаешь, как царя Бориса за глаза зовет молодежь? Фюрером! Разве это не показательно? У него молодежь спивается от безысходности, что же можно сказать о стариках? Мне не жаль себя, мне жаль молодежь, жаль театр, который отобрали у Таирова. Ради чего отобрали? Ответь мне, ради чего? Для кого?

Что я могу ответить? Молча киваю. Чувствую, что сестра уже одной ногой вышла из театра. Верю, что она знает, что делает. А что мне еще остается? Не можешь ничего сделать, так молись и надейся. Молюсь и надеюсь.