28.01.1962

— Почему до сих пор нет пьес про Гагарина? — недоумевает сестра, и я не пойму — в шутку или всерьез. — Это же такой богатый материал! Я бы сыграла его маму. Он улетел бы, а я бы ждала, волновалась и читала бы вслух соседкам его письма. О, как бы я их читала! С каким выражением!

— Письма из космоса? — удивляюсь я. — И, кажется, он летал недолго, всего два часа. Много бы писем он успел написать?

— Два часа? — спохватывается сестра. — Верно, два часа. А я и забыла, упустила из виду. Тогда понятно, почему нет пьес про Гагарина. Без чтения вслух писем к матери, хотя бы трех, пьесы не получится. Ну — улетел, ну — прилетел, а дальше что?

— К чему ты завела этот разговор? — спрашиваю я, чувствуя себя не собеседницей, а, скорее, зрительницей.

— Нам каждый день твердят, что надо искать новое, а не повторять старое, — сестра смеется, и я понимаю, что это впрямь была заготовка, миниатюра. — Как будто старое не вечно! «Горе от ума»! «Маскарад»! «Чайка»! Пятнадцать лет прошло, а никто уже не помнит ни «Суда чести», ни «Козла»! А «Горе от ума» будут помнить и ставить во все времена, потому что от ума действительно горе!

— Козла? — переспрашиваю я. — Никогда не слышала о такой пьесе.

— Это был фильм, — сестра пренебрежительно машет рукой. — «Кавалер золотой звезды», сокращенно — козел! Мне предлагали роль матери этого самого кавалера, но я отказалась. Раскрыла сценарий, прочла два листочка и сказала свое окончательное «нет»! Роль отдали Маше Яроцкой, матери — это ее специальность. Мне лучше удаются старые дуры!