12.03.1962

— А как тебе такая ситуация, — когда жена номер два пишет донос в НКВД на жену номер один? — спросила сестра. — Заметь, не наоборот, что было бы логичнее, брошенная мстит счастливой сопернице, а наоборот. Причем они работают в одном и том же театре и их общий муж в это время увлечен другой женщиной. Общее горе, общая потеря должны объединять их, разве не так? Правильнее всего было бы написать донос на жену номер три. Зачем портить жизнь той, которая давно уже не на что не претендует...

Сестра не называет имен, но я догадываюсь, о ком идет речь. Первая жена — это И., вторая — В., третья — Г., а муж это З. Уточнять не хочу, если сестра хочет называть имена, то она их называет, если не хочет, то незачем и спрашивать, все равно не скажет. Да и какое значение имеют имена? Чем дольше я живу, тем чаще убеждаюсь, что имена никакого значения не имеют. Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный. Пушкин был прав, comme toujours¹.

— Донос? — переспрашиваю я. — Зачем?

— Затем, что у человека такой характер, — отвечает сестра, вопрос был риторическим. — Затем, что человек не может вынести, когда другому хорошо или не так плохо, как ей. Затем, что она любит ссылаться на свою тяжелую жизнь, репрессированных родственников, особые обстоятельства. А я так скажу — обстоятельства не делают человека. Человека делает он сам. Разве у меня не было обстоятельств? Да сколько угодно! Но я за всю свою жизнь не написала ни одного доноса!

Мне хочется задать еще два вопроса. Хочется узнать, откуда стало известно о доносе (ведь это же секрет) и как после такого между двумя людьми могут сохраняться какие-то отношения, они же ведь сохраняются, насколько я понимаю. Но я колеблюсь, а тем временем звонит телефон. Ну и пусть. Не самая приятная тема для обсуждения.

Примечания

1. Как всегда (фр.).