Леонид Евтифьев. Жрица театра

Самое замечательное в индивидуальности Раневской — это ее поразительное воздействие на зрителя...

На сцене я впервые увидел Раневскую в Театре имени Пушкина, в спектакле по пьесе испанского драматурга Алехандро Касоны «Деревья умирают стоя». Содержание было очень любопытное, но меня поразило то, как она умела держать паузу. Там есть сцена, когда она смотрит на своего внука, которым гордится и которого очень любит, а он оказывается обыкновенным аферистом, чуть ли не вором. И как она смотрела, понимая, что обманулась в своих ожиданиях. Эта пауза и ее взгляд выражали то, о чем можно было написать несколько книг. И тогда я понял, что это великая актриса!

У итальянцев великой актрисой считается Анна Маньяни. Она приезжала в 1965 году в Москву, играла в спектакле Франко Дзиффирелли «Волчица». Я запомнил этот ее низкий голос, редкостный темперамент, какую-то страстность. Вот Раневская — это наша Маньяни. По популярности, по таланту, по мощи, по неповторимости. А может, Раневская даже выше, чем Маньяни. Это не из чувства патриотизма, нет. Я видел Маньяни и знаю, что, действительно, в ней была какая-то совершенно потрясающая энергетика, она удивительное создание, глыба. Такой же была Раневская: честная, неповторимая, со своими плюсами и минусами. Но как актриса она — фанат, жрица театра. Она тратила свое сердце, отдавала энергию — и зритель ей был благодарен, потому что она была предана своему делу.

Вот почему она ушла? Года за два до смерти она уже не играла. У нее с памятью стало плохо. Она стала иногда забывать тексты. Ей было за 85, да... Конечно, уже сосуды в голове не те, и уши не те. И ей громко подсказывали. В голос, из-за кулис, ей подсказывали текст в спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше». Но публика прощала, потому что видела великую Актрису. Раневская же не могла перенести того, что ей подсказывают, что она выглядит в таком негативном плане перед зрителем, и она перестала — сказала: «Все, я больше не буду». Она поняла, что так не должно быть, потому что очень трепетно, по-настоящему относилась к сцене. Она дорожила своим именем, любовью зрителя. Это настоящее служение.

За те 15 лет, которые я наблюдал Раневскую в театре, я ею очень интересовался — смотрел все спектакли с ее участием, потому что на ее игре можно было и нужно было учиться. Для меня она — апофеоз правды, глубины, мощи, внутренней силы — такая вот вершина актерского мастерства.