Глава десятая. Самая «жертвенная» роль

«Один идет прямым путем,
Другой идет по кругу
И ждет возврата в отчий дом,
Ждет прежнюю подругу.
А я иду (за мной беда)
Не прямо и не косо.
А в никуда и в никогда,
Как поезда с откоса...»

Анна Ахматова, «Один идет прямым путем...»

В мае 1918 года Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган большевиков, принял постановление о переходе к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян в Красную Армию. Крымские газеты писали, что красные рассчитывают к осени поставить под ружье не меньше миллиона солдат. Это вызывало тревогу. Красные уже доказали, что представляют собой грозную силу. В Крыму казалось безопаснее, нежели в Ростове, Екатеринославе или Харькове. Крым был далек от фронтов, к тому же здесь практически не было крупных промышленных предприятий (только мелкие заводики), а следовательно, не было столько рабочих — опоры большевиков. Уверенности придавали немецкие солдаты и немецкий военный флот. Один вид линейного крейсера «Гебен» на Севастопольском рейде (ну кто бы годом раньше мог такое представить!) внушал обывателям спокойствие.

Уезжать из Крыма не хотелось. Вдобавок труппу Ермолова-Бороздина в Симферополе приняли очень хорошо. Можно было рассчитывать на доходный зимний сезон. Да труппа подобралась хорошая, дружная. В семье, как говорится, не без урода, были свои «уроды» и у Ермолова-Бороздина, но в целом атмосфера в труппе была приятной и актерам не хотелось расставаться. Все эти причины привели к тому, что Ермолов-Бороздин взял в аренду севастопольский театр на зимний сезон. Кто обжегся на молоке, тот дует на воду, поэтому к составлению договора Ермолов-Бороздин подошел более чем ответственно. По его настоянию все «подводные камни», такие, например, как право повышения арендной платы во время действия договора, были убраны. Не последнюю роль в доброжелательном отношении городских властей к театру сыграло то обстоятельство, что известный банкир и промышленник граф Владимир Татищев, занимавший в Крымском краевом правительстве несколько ответственных постов: министра финансов, промышленности, торговли и труда, а также временно управлявший министерством юстиции, был завзятым театралом. Ходили слухи, что у него был роман с одной из актрис труппы, Ольгой Лавровской (она была однофамилицей упомянутой выше антрепренера Лавровской и никакого отношения к ней не имела).

Летом и осенью 1918 года культурная жизнь в Симферополе и по всему Крыму била ключом. Здесь собралось множество театральных трупп. Здесь гастролировали столичные знаменитости — Шаляпин, Собинов и другие. Словно грибы после дождя появлялись драматические школы. Одной из самых популярных была студия, открытая в Севастополе актером Малого театра Михаилом Муратовым. Далеко не всем актерам находилось дело, конкуренция была невероятной. То, что в такой обстановке выступления труппы Ермолова-Бороздина пользовались спросом у публики, говорит о многом.

В Ялте работало съемочное ателье Александра Ханжонкова. Ханжонков выбрал Ялту из-за разнообразия местной натуры и мягкого климата, позволявшего вести съемки круглый год. После Октябрьской революции Ханжонков перенес все свое кинопроизводство в Ялту, потому что его московская студия была национализирована. В театральной среде мнения по поводу кинематографа разделились. Одни считали кинематограф «низким» искусством (некоторые даже утверждали, что искусством кино называть нельзя), а другие мечтали сниматься в картинах. Кинематограф запечатлевал образы для вечности и давал мгновенную популярность. Вера Комиссаржевская шла к всероссийской известности около десяти лет. Вера Холодная снялась у Ханжонкова в «Песне торжествующей любви» и спустя всего месяц после выхода картины в прокат прославилась на всю страну. Если бы судьба распорядилась немного иначе, то Фаина Раневская могла бы начать свою карьеру в кино лет на пятнадцать раньше. Со своим выразительным лицом и богатой мимикой она замечательно вписывалась в стандарты немого кинематографа. У нее и первая роль в кино — госпожа Луазо в «Пышке» Михаила Ромма — была немой.

В ноябре 1918 года германская армия покинула Крым. Одно краевое правительство сменилось другим, которое обратилось к Деникину с просьбой о защите. Впрочем, белые заняли бы Крым и без просьб. 26 ноября на рейде Севастополя появилась эскадра Антанты, состоявшая из двадцати двух кораблей, английских, французских, греческих и итальянских. На борту кораблей находилось несколько иностранных полков. В Омске верховным правителем России выбрали адмирала Колчака... Ходили слухи, что к Пасхе Деникин обещал освободить от большевиков Москву и Петроград... Фаина очень волновалась за Алису Коонен, которая, если верить дошедшим до нее слухам, осталась в Москве при большевиках. «Как только появится возможность, надо будет ехать в Москву, — говорила Фаина Павле Леонтьевне. — Все перемешалось, многие актеры уехали в Европу, в театрах будет много вакансий». Павла Леонтьевна с ней соглашалась. Ей тоже хотелось в Москву. Было время, когда обеим казалось, что зимний сезон 1919 года они будут играть в Москве. Одиннадцатилетняя дочь Павлы Леонтьевны Ирочка тоже стремилась в Москву. Она хотела там учиться.

29 марта 1918 года красная стрелковая дивизия под командованием Павла Дыбенко вышла к Перекопу, который был взят 4 апреля. 11 апреля красные взяли Симферополь и Евпаторию. 13 апреля — Ялту и Бахчисарай. 29 апреля — Севастополь. 1 мая эскадра союзников покинула Севастопольскую бухту. Добровольческая армия чудом смогла закрепиться на Керченском полуострове.

Возникла Крымская Советская Социалистическая Республика, вошедшая на правах автономной республикой в состав РСФСР. Председателем Совнаркома Крымской Республики, а также наркомом здравоохранения и социального обеспечения стал младший брат Ленина Дмитрий Ильич Ульянов.

Актерам, выступавшим перед «буржуазной публикой», с приходом красных грозили серьезные неприятности. Весьма серьезные, вплоть до расстрела за «активную помощь Добровольческой армии». Смертная казнь в Гражданскую войну стала самой частой мерой наказания, что у белых, что у красных. Отпускать врагов было нельзя. Все помнили, как генерал Петр Краснов, отпущенный большевиками под честное слово не вести борьбу с ними, возглавил казачью армию (имелись и другие примеры). Содержать под стражей хлопотно, к тому же арестантов надо кормить, а с продовольствием у обеих сторон дело обстояло плохо.

В своем памфлете «Рай на земле», написанном в 1922 году в эмиграции, известный писатель и драматург Аркадий Аверченко так характеризовал судебную систему большевиков:

«Судоходство. Раньше русское судоходство было совсем иное. В залу суда входил пристав и возглашал: суд идет, прошу встать. И все встают.

Теперь же процедура проще... Говорят: суд идет, прошу лечь. И все ложатся у стенки — и подсудимый и свидетели за компанию.

Другого судоходства нет».

«Активной помощью Добровольческой армии» могли посчитать выступление в госпитале перед ранеными или же благотворительный спектакль в пользу офицерских вдов. Было бы желание, а повод всегда можно найти. Актерам приходилось доказывать свою лояльность, придумывать себе «пролетарское» происхождение. Фаина была дочерью богатого купца, Павла Вульф — потомственной дворянкой, дочерью помещика, их подруга Софья Милич состояла в дальнем родстве с князьями Оболенскими... Просто чудо, что никто из них не пострадал. Сыграло роль и то, что жили все они весьма скромно, никаких богатств не имели и никого не эксплуатировали. С приходом красных главным человеком в семье Павлы Леонтьевны стала Тата, имевшая самое настоящее пролетарское происхождение и простой, не барский вид. Все взаимоотношения с новыми властями были возложены на нее. Актрисы старались одеваться попроще. Многие вещи были сменены на продукты. Реквизит труппы Ермолова-Бороздина подвергся проверке. Товарищи из ревкома конфисковали было бутафорные драгоценности, хранившиеся в отдельном сундуке, но спустя два дня вернули их, убедившись, что все бриллианты с изумрудами — стеклянные, а золото — «самоварное».

Снабжение осуществлялось по карточкам. Пайки различались по занятости. Трудящийся пролетариат получал один паек, служащим давали паек поменьше, а иждивенцам полагалось совсем мало. Актерам приходилось много выступать, чтобы не умереть с голоду. Работы хватало всем, потому что любое собрание, любой митинг сопровождались каким-нибудь художественным номером — декламацией революционных стихов, агитационными сценками и т. п. После выступлений артистов часто поили чаем или даже кормили. Чай был скверным (Фаина Раневская впоследствии говорила, что приходилось пить «морковные опилки»), но к чаю обычно полагался кусок хлеба, а если очень повезет, то можно было выпить чаю с настоящим сахаром.

Первая Крымская республика просуществовала недолго. В июне 1919 года Деникин освободил Крым от красных. Казалось, что навсегда, уж очень большими темпами продвигалась вперед Добровольческая армия, пользуясь тем, что значительные силы красных были брошены в наступление на Колчака.

Старая жизнь вернулась. Она была такой же, что и прежде, только вот публика стала другой. Все поблекло, лишилось былого лоска, но жизнь продолжалась...

Громким событием стало открытие в сентябре 1919 года в Севастополе литературно-художественного театра-кабаре «Дом Артиста». Идея его создания принадлежала Аркадию Аверченко. Помог реализовать идею севастопольский градоначальник генерал-майор Владимир Субботин. «Дом Артиста» был не только развлекательным, но и организационным, если можно так выразиться, заведением. Бежавшим в Крым актерам здесь помогали найти работу, предоставляли сцену для выступления, организовывали благотворительные вечера. В «Доме Артиста» Аверченко впервые выступил в роли актера в своей пьесе «Лекарство от глупости». Непродолжительное время (около двух месяцев) Аверченко заведовал в «Доме Артиста» театральной частью. Он вел очень насыщенную жизнь. Писал пьесы, участвовал в их постановках, писал фельетоны в газету «Юг», выступал с вечерами, преподавал в драматической студии, занимался общественной деятельностью. Павла Леонтьевна не любила Аверченко и не считала его драматургом, а Фаине он нравился, она любила остроумных людей. В Крыму пьесы Аверченко, которые он писал одну за другой, пользовались огромной популярностью. Они были злободневными, тонкими, смешными, пусть и не отличались особой глубиной. Фаине очень хотелось побывать в «Доме Артиста» и, может, даже познакомиться с Аверченко, но ей так и не удалось этого сделать. Однажды она попробовала было заикнуться о том, чтобы пригласить Аверченко выступить в их театре, но получила тройной реприманд — от Павлы Леонтьевны, от Рудина и от Ермолова-Бороздина. Даже когда Аверченко опубликовал в газете «Юг» статью, в которой выразил протест против чрезмерно высоких налогов, взимаемых с театральных представлений¹, отношение коллег Фаины к нему не изменилось.

Фаина работала над новой ролью. Ей предстояло играть Машу в чеховской «Чайке». Пьеса начинается с диалога Маши и учителя Медведенко. На вопрос собеседника: «Отчего вы всегда ходите в черном?», Маша отвечает: «Это траур по моей жизни. Я несчастна».

Маша несчастна. Она молода, но ходит в черном, нюхает табак и пьет водку. Каждое из четырех действий пьесы начинается с упоминания о Машиной трагедии. Образ Маши трагический, страдальческий, но если показать его только через страдание, то Маша получится бледной. Чехов неспроста назвал свою грустную пьесу комедией. В этом кроется авторская подсказка актерам. Чехов говорил, что в жизни все перемешано — высокое с низким, трагическое с комическим. Стараясь передать трагедию Маши, Фаина наделила ее некоторыми смешными чертами. Жеманно опрокидывала рюмку, жеманно засовывала в ноздри табак, так, чтобы зрителю было ясно, что Маша не только страдает, но и немного играет страдание, упивается им. Ей нравится образ «женщины в черном», ей нравится эпатировать окружающих... Правда, на больший эпатаж, чем питье водки, она неспособна. Ради достоверности образа Фаина впервые в жизни попробовала водку. На сцене она, разумеется, пила воду, но пила так, как пьют водку. А вот табак нюхала по-настоящему и после спектакля долго прочищала нос от такой гадости. «Маша — моя самая «жертвенная» роль, — сказала много лет спустя Фаина Раневская. — Ради нее я пошла на ужасные жертвы — пила водку и нюхала табак...».

Была и еще одна «жертва». Из-за Маши Фаина Раневская впервые в жизни поспорила с режиссером Рудиным.

— Фаина, — Рудин называл Раневскую по имени, — не заслоняйте Аркадину. Ее не видно из-за Маши!

Аркадину играла тридцатипятилетняя актриса Антонина Кварталова, одаренная актриса, которой лучше всего удавались трагические образы. С Кварталовой у Фаины отношения не сложились сразу же. Споры по каким-то пустячным поводам переросли в холодное противостояние. Дело было не столько в Фаине, сколько в Павле Вульф. Кварталова (не без оснований) считала себя равной Вульф по таланту и претендовала на главенство в труппе. Но с острой на язык Павлой Леонтьевной связываться было опасно. Та могла уничтожить соперницу одной-единственной хлесткой фразой. Фаина же в то время еще не закалила свой характер, к тому же она была младше всех в труппе и уже одна разница в возрасте позволяла Кварталовой смотреть на нее свысока.

— Вот когда я служила у Корша... — своим глубоким, хорошо поставленным голосом начинала Кварталова, и Фаина сразу же старалась исчезнуть, если была такая возможность, потому что знала, что последует дальше.

— У Корша был настоящий театр... — продолжала Кварталова, делая ударение на слове «настоящий». — Там не держали актеров, которые не умеют...

Далее Кварталова называла нечто такое, чего, по ее мнению, недоставало Фаине, и начинала ее критиковать.

— Не обращай внимания, — успокаивала Фаину Павла Леонтьевна, пробывшая один сезон в театре Корша. — Нина Ивановна преувеличивает. Послушать ее, так Коршу Малый с Художественным в подметки не годятся. покажется лучше. На самом деле актеры там были разные. Труппе Корша недоставало блеска. Если чего там и было в избытке, так это чванства. Примы здоровались с нами едва заметным кивком, а режиссер Синельников предпочитал писать актерам письма с перечнем их ошибок, вместо того, чтобы по-человечески поговорить с ними после спектакля. Я бы на месте Нины Ивановны не бравировала бы тем, что служила у Корша...

Периодически Кварталова упрекала Ермолова-Бороздина и Рудина в том, что они, дескать, потакают во всем Павле Вульф, дают ей лучшие роли и т. п. Когда Рудин сказал на репетиции, что Фаина заслоняет Аркадину, выражение лица Кварталовой стало настолько отстраненно-безмятежным, что Фаина без труда догадалась о том, чьи слова повторяет Рудин. У непреклонного Павла Анатольевича было одно слабое место — сострадание. На него невозможно было надавить, заставить сделать что-то против воли, но его можно было разжалобить, а уж это Кварталова, как трагическая актриса, превосходно умела делать. Она вздыхала так, что колыхались портьеры, заламывала руки, плакала, могла броситься на грудь словно в поисках защиты... Как не пожалеть одинокую беззащитную женщину? Рудин жалел. А вот с Ермоловым-Бороздиным подобные номера не проходили. «Будет вам, Нина Ивановна, — говорил он, мягко отстраняя Кварталову, — приберегите ваши эмоции для сцены». Кварталова тотчас же переставала ныть.

Фаину сильно задело несправедливое замечание Рудина.

— Чехов тем и хорош, что у него герои второго плана то и дело выходят вперед, — сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее. — Маша — не исключение. Но если вы, Павел Анатольевич, находите, будто я переигрываю Нину Ивановну, то чтобы вам не поменять наши роли?

Получилась немая сцена. Рудин и другие присутствовавшие на репетиции актеры уставились на Фаину, а Кварталова демонстративно смотрела в сторону. Сама же Фаина, совершенно не ожидавшая от себя такой дерзости (слова вылетели сами собой), смотрела на Рудина, ожидая его реакции.

— Вы же знаете, Фаина, что у нас не принято менять роли после начала репетиций, — ответил Рудин.

На этом инцидент был исчерпан.

Маша стала третьей ролью Фаины в труппе. Третьей удачной ролью.

Иногда Фаину узнавали на улице. Она замечала это по тому, как менялся взгляд — с равнодушно-скользящего на осмысленный. В труппе у Фаины завелся обожатель — актер Николай Ечменев. Он оказывал Фаине знаки внимания, делал многозначительные намеки насчет «общего будущего» и предлагал ехать на следующий сезон в Киев (Ечменев был родом из Киева и считал его лучшим городом на свете). Фаина отвечала, что хочет ехать в Москву.

Из Москвы доходили обнадеживающие слухи о том, что Камерный театр национализировали, но Таиров остался в нем режиссером. Значит, и Алиса Коонен осталась...

В январе 1920 года Красная Армия заняла Ростов.

В феврале в Иркутске был расстрелян Верховный правитель России адмирал Колчак.

В марте Красная Армия заняла Новороссийск. Деникин отступил в Крым.

В апреле Деникина сменил на посту главнокомандующего Добровольческой армией генерал Врангель. Спустя три недели началась война между РСФСР и Польшей.

В мае поляки заняли Киев.

В июне Красная Армия выбила поляков из Киева и перешла в наступление. Врангель, пользуясь удобным случаем, начал наступление из Крыма на Украину.

В октябре РСФСР заключила перемирие с Польшей. Красная Армия выступила против Врангеля.

В ноябре 1920 года в Крыму окончательно установилась Советская власть.

Примечания

1. Официальное название: «государственный налог с входных билетов на увеселения и зрелища».