Ия Саввина. Народная артистка третьей категории
Что говорить? Это была гениальная личность. У нее даже не гений, не величие, а харизма. И, несмотря на то, что она говорила: «Я в искусстве только пискнула», каждая — большая ли, крошечная ли роль — это шедевр, просто шедевр.
И тексты даже к маленьким «ролишкам», как она называла, она писала сама. Мой любимый фильм у нее — «Мечта». И Михаил Ильич Ромм говорил, что весь свой текст написала сама Фаина Георгиевна. Весь. И восхищался ею.
Фаина Георгиевна как-то подошла к великой Ольге Садовской, которая на скамеечке сидела, и спросила: «Можно мне возле вас постоять?»
И вот мы все, вместо того чтобы сказать: «Можно нам постоять подле вас?» — приходили к ней, она нас угощала, убивала нас своим юмором необыкновенным, и мы чувствовали с ней себя наравне, бездарные идиотки или идиоты. Наравне.
Она изо всех сил всем помогала, хотя сама нищенствовала практически. Большие актеры наши получали по 400 рублей. Это была самая большая ставка. И вдруг я случайно через несколько лет нашей совместной работы в Театре Моссовета узнаю, что у Раневской — 350.
— Фаина Георгиевна, это что такое? Что за безобразие?
Она засмеялась и, когда смеялась, подхрюкивала:
— А я актриса, народная артистка СССР 3-й категории.
Пришла я как-то раз к ней. Она была жутко взволнована: какая-то женщина прислала письмо, рассказывая, что голодает, и спрашивая, не может ли Раневская прислать 50 рублей. И Фаина Георгиевна говорит: «Иечка, а у меня как раз их нет!» Но у меня были, и Фаина отослала эти деньги. Все думали, что раз она Раневская, значит потрясающе обеспечена.
Мы умоляли ее переехать поближе к театру, но она никак не могла «поднять» себя. И друг ее, скульптор, архитектор, сказал, что построен дом недалеко от театра, но только квартиру в этом доме ей не дадут. «То есть как?» И она позвонила в Моссовет, сказала, что ей нужно поговорить с главным, я уж не помню, кто был, Промыслов или кто. Секретарь ответил:
— Секундочку, я сейчас узнаю... Да, в любой момент, хоть сию минуту.
— Но я безлошадная.
— Мы пришлем за вами его машину.
И вот она вошла в этот огромный кабинет, поклонилась и сразу сказала:
— Я хочу получить квартиру в одном доме, а мне сказали, что это невозможно. Такое может быть?
— Такого не может быть, — сказал он.
И хотя эта квартира была зарезервирована, дом был такой престижный, Фаину Георгиевну поселили.
Какую-то мебелишку жалкую перевезли на машине. А потом мы с Петечкой Штейном, моим режиссером и сыном драматурга Штейна, уже на своих машинах перевозили ее (я тогда еще водила).
Я собирала какие-то там вещички, и что-то чуть-чуть звякнуло. И когда стараешься что-то не уронить, я уронила.
— Ай!
Старуха, мы называли ее «Старуха», с большой буквы, спросила:
— Что случилось, девочка?
— Я что-то уронила!
— Ой, не волнуйтесь! Это челюсть моей покойной сестры. Причем пластмассовая.
И после переезда она слегла. Звонит мне и говорит:
— Приезжайте, навестите меня. У меня целый альбом портретов неизвестных народных артистов.
Когда я приехала, спросила ее:
— Ну и зачем вам надо было переезжать, если вы сразу слегли?
— Послушайте, девочка, что такое переезд, я еще не знала, а от ремонта (а мне предстоял или переезд, или ремонт) моя соседка по площадке умерла. Вот поэтому я и переехала.
Конечно, никто не помирал, это она пошутила, но вот так пошутила.
Она была чистюля. А поскольку болела, некому было сдать белье в прачечную (я где-то в отъезде была). Я смотрю, она лежит под прекрасной накрахмаленной скатертью вместо пододеяльника. Спрашиваю:
— А это что такое?
— А это называется: «Иван Иванович, вставайте, пора накрывать на стол!»
Она не стала отмечать свое 80-летие. Мы были у нее на кухне, всего несколько человек. Она говорит:
— Вы представляете, сколько народу приедет? Весь тот дом1 не вместит тех, кто приедет со всего Союза. И как это будет выглядеть? Сидит старуха в кресле, и все поют гимн ее подагре. Потом ей дарят 150 дерьматиновых папок, она вызывает грузотакси и по дороге домой от волнения дает дуба. Вы мне этого хотите, да?
Вот такая она была.
Никогда не забуду, как она сказала:
— Сниматься в плохих фильмах — плевать в вечность. Я делала это всю жизнь. И что? Деньги кончились, а позор тянется.
Примечания
1. Дом актера на Тверской, сегодня уже сгоревший. — Примеч. авт.