Александр Леньков. Рассказ, которого не будет

Все, что касается Фаины Георгиевны Раневской, — это особая тема, потому что каждому из тех, кто будет говорить и кто говорил до меня, я понимаю, как это непросто. Те же, кто работал с ней, говорят о человеке сложном...

Я знаю, с каким трудом, с какой дипломатией дался Сергею Юрьевичу Юрскому спектакль по Островскому, где Раневская играла няньку Филицату. И для него на первом месте был не сам процесс репетиций, а то, как сладить, совладать с этой уникальной бабкой.

Мне кажется, что какие-то вещи у нее были наработаны, потому что она часто повторялась в своих остротах. И Сергей Юрьевич прав, считая, что она компенсировала свою недовостребованность вот в этом театре — Театре, который она придумала, Театре одного актера, где она и автор, и исполнитель, а все попадающиеся под руку, под ногу субстанции — люди, гримеры, реквизиторы, которые боялись ее, боялись войти к ней в гримерную, потому что она могла капризно сказать, что это не тот реквизит, а реквизит, с которым она привыкла работать, он иной.

Я помню, что меня однажды заинтересовали журналы, которые по ходу действия она перелистывала, будучи странной миссис Сэвидж. А пьеса-то американская, и поэтому журналы не какие-то липовые были, а на самом деле американские. Откуда уж они брались в ту пору, я не знаю. Это были шикарные толстые журналы на глянцевой бумаге. Я втихаря приходил в реквизиторский цех, и мне их давали, как какой-нибудь манускрипт из Ленинской библиотеки: это журналы, с которыми работает сама Фуфа, — не повреди, не помни! И я листал. Не помню сейчас их названия, какие-то «Воги» — самые-самые шикарные по тем временам журналы, которые каким-то образом переправились оттуда сюда.

Может быть, это Любовь Петровна Орлова привозила ей, потому как они очень дружили. И существовали особенно. Я ни одной остроты и ни одной какой-нибудь репризы в адрес Любови Петровны не слышал в театре. Это были отношения очень деликатные, тактичные. А остальным, конечно... о-о-о, как всем доставалось. Вот мне было бы интересно, что бы сказала Риточка Терехова или Ира Муравьева? Но я понимаю, это будет особый рассказ, а может, его и не будет, потому что они с ней работали. И того, кто работал с ней, и не просто работал, а, так сказать, пересекался (ну не фехтовался, конечно), Фаина Георгиевна могла ранить, потому что право первого удара всегда было у нее. Это было очень сложно.

Нельзя сказать, что она была завистлива. Однажды давали звание Героя Соцтруда. И вот в театре это звание получил один уважаемый человек и вполне заслуженно. У нее еще не было его, но она мечтала об этом. Наверное, если бы имела, то обязательно сказала бы, что, мол, «вот дали!» или что-то в этом роде. Но тогда прозвучала от Раневской такая фраза: «Это все равно что мне можно дать героя-космонавта за то, что я выхожу на балкон второго этажа». И тот человек, Герой Соцтруда, знал, что это из уст Фаины звучало.

Это было непросто — сосуществовать с ней в одном театре, порой видеться. Лучше лишний раз спрятаться за дверку гримерной и общаться только по необходимости.

Я знаю мало людей, актеров, которые были вхожи в ее дом — и в дом на Бронной, и в высотку на Котельнической набережной. Их немного, кого она по-настоящему до себя допускала. Из театра — Михаил Львов. Он был какой-то компанейский, у меня ощущение, что она его не боялась. Его не надо было обижать, не надо было оттачивать на нем свои репризы, он был очень свой. Еще Толя Адоскин. Позже Марина Неелова ходила к ней. Для меня было удивительно, что она, уже работая в театре «Современник», бывала у нее. Это потрясающе. Для меня это очень лестно, ведь пока Марина была в Театре Моссовета (и до этого), мы с ней дружили. Потом, когда она поступила в «Современник», наши дороги как-то разошлись, и я подробно о ее дальнейшем общении с Фаиной Георгиевной не знаю. Но мне известно, что Марина к ней приходила и даже показывала сцены из спектакля, где играла такую вот разбитную деревенскую девчонку. Я не помню, как называется эта пьеса, но мне понятно, что могло очаровать Фаину Георгиевну, потому что Марина это делала чрезвычайно артистично. Она вообще очень «актерская» актриса — Марина Неелова. Может быть, она одна из последних, кого Раневская как-то возлюбила.

А вот я не очень контактный человек. Мне кажется, я могу надоесть, поэтому я не очень часто хожу в гости. Я стесняюсь. Я бы мог, наверное, пользоваться своим положением человека, которого все знают в театре с 10-летнего возраста.

Вот почему бы не пойти в гости к той же Вере Петровне Марецкой? Помню, я был у нее только однажды. Меня попросили в театре отнести лекарства Завадскому Юрию Санычу. И я пошел, не понимая, что Завадский и Марецкая не живут вместе. Я отправился к Вере Петровне, зная, где она живет, позвонил.

— Здравствуйте, это Саша Леньков.

Она открыла дверь.

— Ой, Саша, что ты пришел?

— Вот, Юрию Санычу просили передать лекарство.

Она говорит:

— Да нет, мы муж и жена, но мы в разных квартирах живем.

В общем, я не очень знал эти нюансы, меня скорее другие вещи интересовали в театре, нежели вот эти пикантные истории.