5. Одна буковка...

Я уже писал о том, что практически ни одну свою значимую роль Раневская не сыграла дважды одинаково. За это еще и любили ее зрители — с каждым спектаклем она все глубже приоткрывала для них создаваемый ею на сцене образ. Безусловно, на игру актрисы всегда влияет ее настроение, погода даже, атмосфера в зале. Но мы говорим не о случайных изменениях, не о «капризах» актрисы. Постоянная работа над пьесой была обязательным условием для Раневской. Импровизация, поиск новых ходов, будь то жест, взгляд, проходка... Она никогда не останавливалась, она понимала, что каждый человек — неисчерпаем, а значит, и ее роль всегда можно сыграть лучше, ярче, эффектнее.

В особенности желание Раневской максимально раскрыть образ проявилось в роли миссис Сэвидж. Эта была любимая роль актрисы, и она отдала ей весь свой талант, все мастерство и всю свою фантазию. Вот один небольшой пример.

Итак, по ходу пьесы Раневская знакомится, разговаривает с клиентами сумасшедшего дома, причем как с вполне нормальными людьми, принимая их «игру», таким образом вводя себя в свет своего собеседника. Вот одинокая женщина, которая все время страдает оттого, что ее никто не любит. «Вот, сегодня опять я нигде не заметила, что меня хоть кто-то хоть капельку любил». Раневская пытается ее утешить, убеждая, что проявления любви могут быть самыми различными, совершенно обыденными. Важно лишь уметь замечать их.

И Раневская-Сэвидж начинает перечислять такие приметы любви — «Вам говорят: "На улице дождь, возьмите зонт" или: "Будьте осторожны — не сверните себе шею", или: "Возвращайтесь поскорей", — можете не сомневаться, что вас любят. Когда мой муж впервые увидел меня, он сказал: "Черт возьми, вы хорошо держитесь в седле", я сразу подумала: "Несчастный, он полюбил меня"».

После этих слов в зале обычно раздавался незлобный смех. Всем было понятно это желание главной героини пусть наивно, нелепо даже утешить страдающую из-за отсутствия проявлений любви ее подругу. Все было ясно, просто, немного смешно — представьте себе далеко не молодую сейчас миссис в седле на грациозном коне. И обычно всегда Фаина Раневская просто перечисляла эти «проявления», она словно отыскивала в памяти услышанное когда-то или придумывала эти слова.

Но однажды, сыграв уже два десятка спектаклей, Раневская начинает не просто перечислять, а говорить эти примеры задумчиво, тихо.

Зрители в зале настораживаются, непонятное волнение охватывает их. И вдруг Раневская произносит последнее предложение с одной лишней буквой. Только с одной.

Вот так звучала фраза до этого:

«Когда мой муж впервые увидел меня, он сказал: "Черт возьми, вы хорошо держитесь в седле"».

Сейчас же Раневская тихо сказала:

«А когда мой муж впервые увидел меня, он сказал: "Черт возьми, вы хорошо держитесь в седле"».

И в зале никто не засмеялся. Вдруг всем стало ясно — до щемящей боли в груди ясно, что эта странная миссис Сэвидж ничего не придумывает, она вспоминает, она не утешает наивно — она рассказывает о своей жизни. Это у нее лично были такие вот проявления, это она лично видела в этих совершенно обыденных словах ту самую любовь, которой так дорожила, которая и сейчас согревает ее: «А когда...»

Зал замер, пораженный. Образ странной миссис Сэвидж вдруг наполнился настоящими живыми воспоминаниями, воспоминаниями любящей женщины, которая когда-то была счастлива с мужчиной...

Перечитайте еще раз эти два предложения — почувствуйте, какая между ними пропасть в восприятии!

Казалось бы, для придания всей этой наполненности образа, для того, чтобы дать миссис Сэвидж настоящее, живое прошлое, яркое и волнующее, нужна не одна страница текста, не один монолог, не одна реплика.

Раневская обошлась одной-единственной буквой. Она изменила реплику на одну только букву — и выполнила сверхзадачу...