Фаина Раневская и маршал Толбухин

Это один из самых малоизвестных эпизодов в жизни Фаины Раневской. Во многих и многих источниках информация о данном событии подается настолько куце, буквально по одному предложению, что и сказать-то в конце нечего. Мол, что-то там у них было. А что? Ну, как будто роман. И что? Да ничего. Вроде и не было романа.

Так были отношения у маршала Федора Толбухина и актрисы Фаины Раневской? Были. Какие? Вот это уже вопрос.

Мне пришлось перерыть немало самых разных источников, выуживать буквально по одной-две строчки, копать и копать, чтобы в конце концов собрать все разрозненные пазлы в одну более-менее полную картину. Не стану хвастать, но сейчас вы читаете первую такую полную историю взаимоотношений маршала Федора Толбухина и Фаины Раневской.

Начнем с самого начала — с того, кто такой Федор Толбухин. О Фаине Раневской вы уже узнали достаточно много даже из этой вот книги. Но нужно же сказать, кем были ее мужчины, те, с которыми ей довелось встретиться, оставившие свой след в ее жизни.

Федор Иванович Толбухин, маршал, командующий фронтом, по сути — освободитель Крыма и Украины.

Штабс-капитан царской армии.

Да-да, так вот! Дворянин, но ни разу не столбовой.

Его биографы пишут, что он родился в зажиточной крестьянской семье в Ярославской губернии в 1894 году. Нет, не совсем так. Его семья была купеческой. Отец вел торговлю фуражом в Санкт-Петербурге.

Самый младший из братьев Толбухиных окончил церковно-приходскую, а затем земскую школу. Отец умер. Федора взяли на воспитание и содержание старшие братья, которые пошли по отцовской линии, стали купцами и вели свои дела в Санкт-Петербурге. Федор Толбухин поступил в коммерческое училище, окончил его в 1912 году и начал работать бухгалтером.

Через два года был призван в армию — началась Первая мировая война. Федор год прослужил солдатом, правда — мотоциклистом, потом был направлен на учебу в школу прапорщиков. Его незаурядный ум, выдержка, внешняя флегматичность и сдержанность не остались незамеченными командованием.

Начались его военные будни. Вначале он командовал ротой, позже — батальоном. За личное мужество, грамотное командование, умелые тактические действия был награжден орденами Святой Анны и Святого Станислава. Грянула Февральская революция. Федора Толбухина, одного из самых авторитетных командиров, избрали председателем полкового комитета.

Империалистическая война закончилась для Толбухина в 1918 году. Он демобилизовался, приехал в родную деревню. Здесь его застала вторая революция, большевистская.

Местные жители, которые хорошо помнили его отца, пришли к нему за заступничеством от разного рода банд. Они-то и попросили Федора возглавить местный комитет. Момент безвластия был особенно страшен для простых крестьян. Нужна была хоть какая сила, которая могла бы противостоять невесть откуда взявшимся разбойникам всех мастей.

Потом Федор Толбухин возглавил военный отдел местного комиссариата. Сегодня уже трудно сказать, по каким соображениям он в том же 1918 году, через несколько месяцев после демобилизации, вступил в Красную армию. Можно предположить, что из-за своего незаурядного ума и молодости.

Давайте вспомним: он был призван в царскую армию в совсем юном возрасте. Какие-то политические пристрастия у него не успели сформироваться. Первая мировая война перевернула умы у многих офицеров и солдат. Бессмысленная в последние годы, она напоминала некий план по медленному, неотвратимому уничтожению людей. Тут невольно станешь противником самодержавного режима.

Природный ум Федора Толбухина мог ему подсказать, что красные пришли всерьез и надолго. Выбор был невелик. Идти к ним или погибнуть.

Как бы то ни было, Федор Толбухин участвовал в Гражданской войне. Правда, с лихим криком на вороном скакуне белых шашкой он не рубал — был младшим помощником начальника штаба стрелковой дивизии по оперативной работе. В его обязанности входило сведение воедино всех сведений о действиях на фронтах и формирование на этой основе стратегии и тактики. Вы уж извините великодушно за такой военный стиль, больше не буду.

Но коммунисты не были бы самими собой, если бы не запутали в своих жутких делах всех, кто пришел к ним. Своеобразное помазание кровью произошло для Толбухина в 1921 году, когда он вынужден был принимать участие в подавлении Кронштадтского восстания. Очевидцы говорили, что после этой «операции», в ходе которой были зверски казнены несколько сотен офицеров, Толбухин не разговаривал с сослуживцами две недели. Он и раньше был немногословен, а тут отвечал только старшим по званию, односложно, строго по уставу.

Потом Толбухин воевал в Карелии. Нам нет смысла расписывать дальше боевой путь будущего маршала Толбухина. Давайте лучше взглянем на него как на мужчину и человека.

Высокий, крупного телосложения, но не грузный, просто большой и сильный. Наверное, поэтому Федор Толбухин нравился женщинам. Первый раз он женился еще в 1919 году. Этот брак продлился недолго, всего год. От него осталась дочь Татьяна.

В 1923 году Федор женился вторично. Эта его супруга была из дворян. Но вот какой факт неожиданный, наверняка горький для обоих: детей у них не было.

Теперь про человека. Чуть медлительный в походке, в движениях. Очень нетороплив в разговоре. В сороковых годах, на фронте, все военачальники, которые с ним служили, подчеркивали его невероятное спокойствие. В любых, самых критических ситуациях он не повышал голоса, не срывался на крик, не психовал.

У него, как и у многих людей, не любящих многословность, была так называемая фраза-паразит. Иной раз эти словечки закрепляются за их хозяевами в качестве кличек. Но с Толбухиным такого не случилось. Вот что он обычно приговаривал в конце, чем заканчивал практически всегда свою недолгую речь: «Вот так».

Эти слова всякий раз включали в себе столько интонационного смысла, чувств, энергии, что воспринимались подчиненными как идеально составленный приказ или доклад.

Толбухин вызывал начальника разведки, слушал его, потом заключал:

— Все проходы найти. Людей класть на мины не дам. Вот так.

Там же, на фронте, у него проявилась удивительная черта — человеколюбие. В последние месяцы войны он особенно заботился о том, чтобы как можно меньше своих солдат положили командиры на полях боев, строил дальнейшие планы операций в первую очередь с точки зрения потерь личного состава.

Его сослуживцы говорят, пусть и вскользь, как будто о деле вовсе и не генеральском, что Толбухин любил искусство в самом разном его проявлении. Он побывал в уцелевших музеях Европы, после войны посещал театр и оперу.

Удивительно, но Толбухин, будучи дворянином, штабс-капитаном царской армии, так и остался не тронутым НКВД во время великой чистки армии в 1937—1938 годах. Сталин почему-то не стал арестовывать его. Хотя практически все высшее командование Красной армии прошло через подвалы НКВД. Например, Рокоссовский, один из самых известных наших маршалов, провел более трех месяцев в тюрьме. У него были выбиты почти все зубы.

Правда, есть один небольшой эпизод в воспоминаниях некоего бывшего штабиста. Он рассказывает о том, что Толбухин был неожиданно вызван в Москву. Это произошло в 1936 году. Потом из столицы пришла телеграмма, что он задерживается там по важным делам на неопределенное время. Три недели его не было. Федор Иванович вернулся заметно исхудавшим, с сильно осунувшимся лицом. Так что зря мы, наверное, поспешили с утверждением, что Толбухина никто не арестовывал.

Итак, Федор Толбухин стал маршалом в 1944 году. После окончания войны он назначается командующим Южной группой войск. Она располагалась на территории Румынии и Болгарии. В общем, очень даже стратегическая группировка, многозначащая. Доверил Сталин?

Как бы не так!

Вы уж простите меня, дорогие читатели, но нам в этой главе не обойтись без некоторой высшей политики. Она очень даже понадобится нам, чтобы понять все презрение и ненависть Фаины Раневской к коммунистической власти. Заодно я тешу себя надеждой раз и навсегда поставить точку в вопросе о том, почему Фаина Раневская так и не создала семью.

Так вот, после окончания войны уж очень как-то неприятно для Сталина всплыли в народе имена тех военачальников, которые командовали фронтами, в действительности побеждали благодаря своему уму и умению, при этом были любимы солдатами за отеческое отношение к ним.

Таким оказался, к примеру, маршал Рокоссовский, тот самый, который командовал парадом Победы. Очень уж популярным. Он был быстренько задвинут руководить каким-то там округом внутри страны. От глаз подальше.

Та же судьба ожидала и маршала Толбухина. Известен в народе? Любят тебя солдаты? Говорят, побеждал ты? Нет, товарищ Толбухин, это делал Сталин. Ладно, еще Жуков. А ты... иди-ка командовать Закавказским округом. А то у тебя в Южной группе очень уж много войск. Смелый, храбрый. А вдруг со мной поспоришь, со Сталиным? Вся Болгария и Румыния перестанут подчиняться? Этого нельзя допустить!

И Толбухина переводят в Закавказье. Тихий небольшой округ, не имеющий никаких стратегических направлений. Под началом маршала — два танка и пехота. Командование округа размещалось в Тбилиси.

В это время труппу театра Моссовета отправили туда на отдых. Первая, совершенно неожиданная встреча Фаины Раневской и Федора Толбухина случилась в ресторане. Конечно же, Толбухин был там со своей компанией, Раневская — со своей.

Если вы не помните или не знаете, то скажу, что в СССР было модно ставить на дверях ресторанов швейцаров с генеральскими лампасами на брюках — этакими широкими нашитыми красными лентами.

И вот Раневская выходит из ресторана — одна, поскольку решила оставить пару, которая сидела с ней за столиком, наедине с собой и недожаренной семгой. Дверь перед ней кто-то придержал.

Раневская, выходя, взглянула на этого человека, увидела лампасы и сказала:

— Ах, благодарю! Здесь такие двери, что без помощи швейцара я всегда боюсь быть зажатой между створками.

— Но я, извините, не швейцар, — прозвучал слегка обиженный голос.

Так могут говорить очень заносчивые люди, склонные к самолюбованию, или серьезные взрослые мужчины, в душе которых не умер ребенок.

Фаина Раневская подняла глаза.

Военный, стоявший перед ней, был просто огромным! Она уже давным-давно не видела вот таких больших, сильных, уверенных в себе мужчин, которые могли бы так вот обижаться. Почти как дети.

— Боже мой! Товарищ генерал, простите великодушно!

— Я не генерал. — Военный улыбнулся уголками губ. — Я — маршал.

— Так это сам маршал открывал мне двери? В жизни не забуду! — без всякого притворства воскликнула удивленная Раневская.

Должно быть, Толбухин был тронут искренностью актрисы, потому что немедленно предложил:

— Меня ждет машина. Я могу вас подвезти. Куда вам нужно?

— Ой, что вы, премного благодарна. Но после всех ароматов ресторана мне просто обязательно нужно проветриться на вечернем воздухе Тбилиси. Или в моих волосах навсегда останется запах жареной рыбы.

Сумерки уже сгустились, в свете неяркого фонаря Толбухин как-то пристально взглянул на Раневскую и с некоторой робостью сказал:

— Простите, вы очень похожи на актрису, которая играла в фильме...

— И на какую же?

Раневская старалась скрыть колючесть в голосе, но не смогла. Этот вопрос прозвучал почти с вызовом. Если честно, она очень не любила, когда ее узнавали по фильму «Подкидыш», по той знаменитой фразе: «Муля, не нервируй меня». Но Толбухин неожиданно смутился, совсем как мальчишка. Раневская не могла не увидеть его виноватую улыбку.

Словно признаваясь в чем-то нехорошем, неприличном для мужчины его ранга и звания, он смущенно ответил:

— Я совсем случайно увидел сказку. Там была такая актриса... героиня. Мачеха. Мне было ее жаль. Вы похожи на нее.

— Как? — Фаина Раневская остановилась. — Вам понравилась моя мачеха?

— Так вы — Раневская?

— Вы запомнили мою фамилию?

— Профессиональное.

Они стояли друг против друга. Этот короткий диалог был для них сродни самому искреннему признанию. Сказка вдруг невероятным образом сблизила людей, сразу оголила их чувства до той самой степени, когда всякие вопросы в отношении друг друга почти исчезают.

— Разрешите мне погулять вместе с вами? — робко проговорил Толбухин.

— С удовольствием! — весело ответила Раневская. — С таким маршалом, который любит сказки, я готова гулять всю ночь.

Она почувствовала, что Толбухин опять смутился.

Для Фаины Раневской эта встреча буквально перевернула мир. Перед ней был мужчина, воин, под командованием которого находились сотни тысяч солдат. Он приказывал им, посылал их в бой, вершил сотни тысяч судеб. При всем этом неожиданно мягкий, почти робкий мужчина.

Она чувствовала, что маленький романтичный ребенок сидит глубоко-глубоко внутри грозного маршала. Фаина Георгиевна была просто счастлива, что смогла увидеть его, что именно ей он, ребенок, открылся.

Они стали встречаться.

Более чем вероятно, что Толбухин оценил в Фаине Раневской именно это качество — способность заглянуть внутрь так глубоко, и в то же время принять как есть, осторожно и бережно прикоснуться к самому сокровенному и ранимому.

«Он дивный! Он необыкновенно чудный человек», — делилась однажды Раневская со своей подругой впечатлением о Толбухине.

Их встречи не были ослеплены какой-то необыкновенной страстью. Это были не тайные свидания людей, изголодавшихся без плотской любви. Нет же! Это было больше похоже на романтические встречи двух совсем юных, неопытных студентов, где каждый дорожил внутренним миром другого, хранил его, защищал от суровой реальности окружения.

Они часто и подолгу гуляли тихими вечерними улицами города. Днем, при наличии такой возможности, Толбухин увозил Раневскую в горы. Там, возле быстрых холодных речек, они устраивали небольшой пикник, пили красное вино, говорили на самые разные темы.

Толбухину очень нравились рассказы Раневской о той части театральной жизни, которая скрыта от зрителя, о съемках фильмов. Он с необычайным интересом слушал многочисленные анекдотичные случаи из жизни актеров, изредка даже хохотал, что для флегматичного, серьезного маршала было просто удивительно.

А сам Толбухин, который хорошо знал Тбилиси, любил показывать Раневской город. Он оказался на редкость эрудированным человеком, чего не знал, схватывал тут же, запоминал. У него была исключительная память на фамилии и даты, события и мелкие детали. Толбухин любил красоту во всех ее проявлениях, видел в камне и человеческой душе.

Нельзя сказать, что Толбухин стал для Раневской идеалом мужчины. Но он был, пожалуй, единственным на то время ее знакомым, о котором она никогда не говорила в игривом, шутливом, ироничном тоне. О любом из своих знакомых она могла пошутить, найти в его характере некую черту для своей незлобивой или очень острой иронии. Но о Толбухине Фаина Георгиевна всегда отзывалась с величайшим уважением и с какой-то невероятной материнской нежностью. Кто знает, может быть, для нее Толбухин был одновременно и мужчиной, и сыном.

В августе у Раневской был день рождения. Шел 1947 год. Много позже, когда пройдет почти два десятка лет после этого дня, Фаина Раневская в разговоре со своей подругой признается:

— Милая! У меня в жизни был такой день рождения, который я могу назвать необыкновенно счастливым. Давно... в сорок седьмом году. Но я помню его каждую минуту.

Больше ничего про этот день Фаина Раневская не рассказывала. Говорила только, что ей было еще весело. Что она тогда забыла обо всем: о театре и сыгранных ролях, о прожитых годах, об ужасах Гражданской войны и голоде военного коммунизма, о своей узкой, как пенал, комнате в коммунальной квартире.

Фаина Раневская была счастлива. Как женщина и как человек.

Вот я вам немного рассказал о маршале Толбухине, о его характере, открывшемся перед Раневской. Теперь, уважаемые читатели, попробуйте угадать: какой подарок от маршала Федора Толбухина получила Фаина Раневская?

Знаете, я вот тоже был очень удивлен. Ведь маршал, командующий округом, а ранее — фронтом. Некоторые персоны такого уровня из тех Германий столько добра навывозили — в квартирах ставить не было места!

Да чего там маршалы и генералы! Одна наша известная певица во время войны колесила по фронтам и давала концерты. Оказалось, что она очень любила принимать не только благодарности от раненых солдат и офицеров, но и всякие картины из музеев, золотые безделушки, алмазики и прочие камушки.

А тут — маршал. У него вот такая... подруга? Любимая женщина? Просто друг? Да оно и не важно вообще-то. У маршала был очень дорогой ему человек — Фаина Раневская. Знаменитая артистка. Что же такого необычного может подарить маршал этой женщине?

Кольцо золотое с бриллиантом? Примитивно! Отрез на платье из немецкого разграбленного магазина? Скульптуру какую, картину, посуду из саксонского фарфора? Белье?.. Вот это было бы кстати! Оттуда, из Европы — это же не наше советское, единого образца. Но тогда мужчины не дарили женщинам белья.

Согласен, очень трудно угадать.

Маршал Толбухин подарил Фаине Раневской игрушечную заводную машинку.

Мне не хочется в этом месте морализировать и что-то еще писать. Давайте просто на мгновение представим такой момент. Взрослый мужчина, большой и сильный, прошедший войну, маршал. Известная актриса, признанная народной, талантливейшая и умнейшая Фаина Раневская. Они сидят... на расстеленном покрывале? Пусть будет так. Между ними — маленький игрушечный автомобиль, заводной, привезенный из Европы.

Прошло еще два года.

Все это время они очень часто встречались. Толбухин иногда посещал Москву по делам, и тогда это были вечера, наполненные нежностью и искренним уважением друг друга. Несколько раз Фаина Раневская приезжала в Тбилиси. Они долго не могли быть в разлуке, словно питались один другим, щедро делились своей жизненной силой.

Потом... в 1949 году Толбухина вызвали в Москву. Здесь он почувствовал недомогание, и его положили в кремлевскую больницу. Федор Иванович неожиданно умер.

Я читал немало воспоминаний о Толбухине. Так было и есть. К славе великого человека всегда найдется кому примазаться. Никуда не деваются личности, желающие сделать себе рекламу и деньги на громко звучащих именах.

Воспоминаний о маршале Федоре Толбухине написано очень много. Везде, во всех, просто как циркулярный лист вставлен: был серьезно болен, скоропостижно умер.

Раневская имела все основания не верить в болезнь Толбухина.

Есть основания сомневаться в этом и у меня. Во-первых, не известно ни одного факта лечения Толбухина во время войны. Он не ложился в больницу до 1949 года. Здоровый мужчина, прошел всю войну, не чихнув ни разу, и вдруг оказывается серьезно болен.

И вот какой самый гадкий момент: чем болел? Что за хворь такая, если о ней нигде и ничего? Ни в одних воспоминаниях самых, казалось бы, близких товарищей по оружию не говорится о болезни Федора Ивановича до 1949 года. Все было нормально, Толбухин оставался крепким мужиком, боевым маршалом. Приходит 1949 год — и всхлипы со всех сторон. Ой, он же был так серьезно болен!..

Чудеса какие-то.

Давайте сами подумаем: какая такая болезнь может уложить человека внезапно, но при этом никак не проявляться внешне? Сахарный диабет? Фаина Раневская знала бы об этом. Вдобавок при диабете вначале наступают серьезные осложнения, которые иногда приводят к ампутации конечностей, например. Но и с этим люди живут еще долго. В общем, мимо.

Онкология? Но любая из них приводит к самым серьезным изменением во внешности. От резкого похудения при раке желудка, например, до изменения цвета кожи, глаз.

Ничего не подходит. Ни одна из болезней.

Этот жестокий удар Фаина Раневская приняла молча. Она ни слова никому не сказала о своей утрате. Выбила для себя пропуск на похороны. Федора Толбухина кремировали. Его прах был замурован в кремлевской стене.

Раневская была там. С сухими воспаленными глазами. Она прощалась со своим счастьем без слов.

Через несколько дней Фаина Георгиевна пришла в гости к дочери своей лучшей подруги Ирине Вульф. У той в это время рос смышленый мальчик Алексей. Фаина Раневская постоянно баловала его разными подарками и сладостями, порой в шутку называла эрзац-внуком.

Пройдут десятилетия. Алексей Щеглов, будучи взрослым человеком, напишет книгу воспоминаний о своей семье. Будут там строчки и о Раневской. О том самом дне, когда необычно тихая и грустная Фаина Георгиевна принесет ему, Алексею, самый завидный подарок: небольшую игрушечную машинку, заводную.

Через несколько месяцев в стране, той самой, которая только-только победила фашизм, врага внешнего, вдруг с новой силой заговорят о врагах внутренних. Смерть маршала Толбухина и еще целый ряд непонятных, загадочных порой трагедий, приключившихся в крупнейших клиниках страны, вызовут рождение нового дела о врагах коммунизма.

Это будет так называемое дело врачей. Маховик его станет раскручиваться медленно, неспешно, обещая великую жатву.

Но Сталин не доведет до конца это дело. Умрет сам.

Услышав об этом, Фаина Раневская и скажет свое простое, выстраданное женское: «Подох».

Меня иной раз спрашивают, была ли Фаина Раневская скрытой антисоветчицей, диссиденткой. В ответ мне хочется сказать, что как раз скрытой-то она и не была. Фаина Георгиевна никогда не любила, не уважала, не ценила эту страшную власть коммунистов. Она открыто ее ненавидела.

И было за что. Ей — было.