Среди моссоветовской молодежи Раневская особенно выделяла Марину Неелову

«Умненькая, славная, наверное несчастна. Думаю о ней, вспоминаю. Боюсь за нее. Она мне по душе, давно подобной в театре, где приходится играть (хотя я и не признаю этого слова в моей профессии), не встречала. Храни ее Бог — эту Неелову», — писала она в дневнике.

Так получилось, что только одна Неелова сумела понять и почувствовать страшное внутреннее одиночество Раневской, которого не понимали даже старые друзья — те немногие, кто еще оставался в живых. А вот Марина Неелова так отзывалась о ней: «И собака, и цветы, и птицы — все не так одиноки, как она. Страшное слово — одиночество — произносится ею без желания вызвать сострадание, а так, скорее констатация факта. И сердце сжимается, когда это слышишь именно от нее, от человека, любимого всеми...»

Раневская беспокоилась о Нееловой словно о родной дочери, которой у нее никогда не было. Звонила ей, чтобы узнать, как та доехала, заботилась, чтобы та не забыла поесть, беспокоилась о ее здоровье. А прощаясь, нередко говорила, не желая признаваться, что не хочет ее отпускать: «Попрощайтесь с Мальчиком, мне кажется, он скучает без вас».