17 марта 1940 года

Здравствуй, Фирочка!

Я не знаю, что мне делать — смеяться или плакать. Наверное, все же смеяться. Я мечтала прославиться как драматическая актриса, но вместо этого прославилась Лялей из «Подкидыша»! Картина идет всего второй месяц, но ко мне уже прилипла фразочка «не нервируй меня», которую я придумала на свою же голову. Нет, не буду скрывать, что мне приятно. Я горжусь этой дурой Лялей, как горжусь каждой своей ролью. Я рада, что мне удался образ совбарыни¹. Образ удался, иначе бы зрители его не запомнили бы. Вся картина целиком получилась удачной, я и не надеялась, что так будет. Я довольна, но меня угнетает мысль о том, что у зрителей эта чертова Ляля считается высшим достижением артистки Раневской. Это все равно, Фирочка, как если бы тебя похвалили за то, что ты знаешь таблицу умножения. Права Ирочка, которая говорит, что критика может восприниматься как похвала, а похвала как ругань, все зависит от деталей. А детали мои таковы — никто не узнавал (ладно — почти никто, редкие случаи не в счет) меня как Вассу, но как Лялю меня начали узнавать сразу же. Представь себе, Фирочка, — в очереди пропускают вперед! Несколько соседок засвидетельствовали мне свое восхищение. В трамвае кондуктор отказалась получить за билет — Ляле можно ехать бесплатно. Об этом ли я мечтала? Тьфу на мои мечты! Страшно думать, что, когда я помру, люди будут говорить, проходя мимо моей могилы: «Тут лежит артистка Раневская. Не помнишь такую? Ну это та, что сыграла Лялю, жену Мули...» Знаешь, Фирочка, я скажу тебе честно — лучше бы этой картины не было или она была бы без меня. Чувство такое, будто бы я сходила на панель. Снималась я ради заработка, сама понимаешь, что ни глубиной, ни чем-то другим Ляля меня привлечь не могла. Если бы я была востребована на сцене, то снималась бы в кино от случая к случаю, только в тех ролях, которые мне нравились. Но в моем положении выбирать не приходится, хватаюсь за все, что мне предложат. Я же «невеста без места», актриса без сцены. С Театром Революции, на который я возлагала столько надежд, вышел «фанос», как говорил наш приятель Юнусов. Пообещали, обнадежили и не сделали. Мне шепнули на ухо, что артистка Глизер² сделала все возможное, чтобы не допустить меня в театр. Ее зовут Юдифь, и это имя подходит ей как нельзя лучше, потому что хитра и коварна³. Она вбила себе в голову, что я отберу у нее все роли, и приняла меры. Клянусь тебе, Фирочка, что я и не думала о том, чтобы отбирать у кого-то роли. Когда обсуждалась возможность моего принятия в труппу, речь шла только о ролях в новых постановках. Я невероятно щепетильна в этом отношении, поскольку знаю, чем может обернуться простое на вид дело, когда роль одной актрисы отдают другой. В Сталинграде был случай, когда чуть до убийства не дошло. Обиженная замахнулась на обидчицу ножницами, хорошо, что ее успели схватить за руку. Даже если и не дойдет до таких крайностей, то затаенная злоба станет долго отравлять жизнь. Давно прошли те времена, когда я, юная наивная девушка, старалась сделать так, чтобы все меня полюбили. Как ни старайся, хоть из шкуры вывернись, все равно не полюбят. Теперь я стараюсь поступать так, чтобы не вызывать в свой адрес лишней злобы. Так что у меня и в мыслях нет того, чтобы позариться на чужую роль. Отобрать роль, все равно, что увести мужа, а ты знаешь, Фирочка, как я к этому отношусь. К тому же, если ты получаешь роль, которую играла другая актриса, тебя неизбежно станут сравнивать с ней, и это сравнение скорее всего будет не в твою пользу. Если уж берешь чужую роль, то должна превзойти свою предшественницу по всем статьям, чтобы тебя похвалили. Но про меня говорят, что я зарюсь на чужое, что Таиров выгнал (да, так и говорят — выгнал) меня из Камерного из-за того, что я пыталась стать примой вместо Алисы Георгиевны и хотела играть ее роли. Ты только представь, Фирочка! Особо подлые люди идут еще дальше. Они утверждают, будто бы я пыталась соблазнять Таирова! Достаточно только взглянуть на меня и на Алису Георгиевну, чтобы стала ясна вся безосновательность подобных утверждений. Чтобы я надеялась отбить Таирова у такой красавицы, как А.Г.? Но ведь сплетничают, еще как сплетничают. Многие «своими глазами видели»! Выцарапать бы их подлые глаза и вырвать бы их лживые языки! Павла Леонтьевна постоянно твердит мне одно и то же: «Не обращай внимания», но у меня не получается. Ладно бы эти слухи жили сами по себе, но ведь они портят мне жизнь. В Малый меня не приняли, потому что наслушались сплетен обо мне. Теперь вот с Театром Революции не сложилось. Ирочка, которая пыталась меня туда устроить, очень расстраивается. Я убеждаю ее, что ничего страшного не произошло, и повторяю слова отца: «Где нас не ждут, там нам делать нечего». Ирочке нельзя волноваться, ведь она теперь мамочка. Малютка у нее прелестный, все мы от него без ума. Счастливы все, но особенно Павла Леонтьевна. Она убеждена, что ее внук будет великим актером. Я с ней согласна, у малютки уже в таком возрасте проявились способности. Он своим плачем может выразить больше, чем некоторые взрослые словами. Стыдно глядеть ему в глаза. Думаю, вот вырастет он, увидит меня в роли Ляли и скажет: «Что за гадость!» Одна надежда, что я смогу оправдаться за Лялю той ролью, которую дал мне в своей картине Михаил Ильич. О, что это за роль, Фирочка! Если бы ты только знала, какая это роль! Но пока не буду вдаваться в подробности, пускай сначала дело дойдет до конца. Скажу одно, что в такой роли я готова сниматься бесплатно. Да что там бесплатно! Я последнее отдам за то, чтобы сыграть такую роль у такого режиссера, как Михаил Ильич. Ох, Фирочка, если бы ты только могла бы представить, как я жалею о том, что Михаил Ильич не ставит спектаклей. Он вообще равнодушен к театру, для него имеет значение только кино. А я вот больше тяготею к сцене. Очень больно слышать, что театр — это вчерашний день, а кино — завтрашний. В одной компании попался мне твой коллега бухгалтер, который пытался доказать, что кино рентабельнее театра. Денег, мол, на декорации и костюмы тратится примерно одинаково, но картина дает несравнимо больший доход, потому что ее смотрят не тысячи, а миллионы людей. Я так на него налетела, что до сих пор стыдно. Вырывала из его рук блокнот, в котором он делал расчеты, изорвала, кричала о том, что в искусстве о рентабельности надо думать в последнюю очередь и т. п. Не стоило так себя вести, но меня задело за живое, и я не могла удержаться. Не выношу, когда слышу глупости об искусстве, да еще и изрекаемые с таким апломбом. Теперь, я уверена, поползли новые слухи обо мне. Раневская в пьяном виде набрасывается на людей с кулаками или что-то в этом роде. Я была трезва и кулаками не размахивала, но ради красного словца и для того, чтобы было интересно, надо же преувеличить и вывернуть все наизнанку.

Прошу тебя, Фирочка, непременно посмотреть «Подкидыша» и написать мне честно, что ты думаешь об этой картине и обо мне. Прошу, просто требую, чтобы ты обошлась бы без своих вечных комплиментов, а написала бы все, как есть. Твое мнение очень важно для меня. Если ты скажешь, что смогла увидеть в Ляле кроме глупых фразочек что-то еще, я буду спокойна. Только не лги мне, я же пойму, если ты станешь лгать из добрых побуждений, и обижусь. До сих пор не могу простить тебе восторгов в адрес Иды⁴. Я хорошо тебя знаю и всегда могу понять, говоришь ты искренне или деликатничаешь. Я очень дорожу нашей дружбой и очень ценю то, что мы можем быть откровенными и искренними друг с другом, так что не хвали меня там, где я этого не заслуживаю. Ида — не роль, а не поймешь что, она нужна только как приложение к своему чудаковатому мужу, а «приложения» получаются у меня плохо. Я предлагала Мачерету совсем убрать Абрама и сделать портнихой Иду, но он не согласился, сказал, что дама в роли мужского портного выглядит неубедительно. Может, до революции так оно и было, но сейчас равноправие, и я, не сходя с места, назвала ему пять или шесть московских портних, которые шьют и на женщин, и на мужчин. К одной из них чуть ли не за год надо записываться в очередь. Но Мачерету хотелось, чтобы Абрам непременно был, и Абрам остался. Боря Петкер⁵, который играл Абрама, на меня конечно же обиделся, хотя я против него ничего не имела. Мне просто не нравилось, как выписаны в сценарии Абрам и Ида. Ни рыба ни мясо, серединка на половинку. Лучше иметь один яркий образ, чем две половинки, это и дураку ясно. Или уж тогда бы убрали Иду и оставили бы одного Абрама. Ладно, дело прошлое, что уж теперь говорить. Как мне недавно стало известно, Мачерет поклялся больше никогда не снимать нас с Любочкой. Об этом я узнала не от него самого (в глаза он такое не скажет), а от третьих лиц. Было какое-то застолье, на котором он присутствовал, там зашла речь про «Ошибку», и были сказаны такие слова. Я совершенно не расстраиваюсь. Спросил бы меня кто — хочу ли я сниматься еще у Мачерета? Принято считать, что для того, чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть, а я скажу так — надо сыграть в его постановке или картине. Нигде так не раскрывается человеческий характер, как во время репетиций. Мачерет — приятный в общении человек, но как режиссер он меня совершенно не вдохновляет. Нет в нем той искры, которая есть в Михаиле Ильиче или в Таирове.

Мимо Камерного хожу, как мимо дома, в котором сидят шиву⁶. Ниночка рассказала, что Алиса Георгиевна нашла у Таирова цианид. Ты только представь себе, что должен испытывать человек, чтобы держать при себе цианид! Я очень хорошо это представляю, сама дважды была на грани этого (ты знаешь). Была сцена, Таиров выбросил флакон с ядом и поклялся Алисе Георгиевне, что никогда ее не оставит. Это не малодушие, Фирочка, а отчаяние. Когда дело всей жизни рушится на твоих глазах и каждый падающий кирпич больно бьет тебя по голове, есть от чего прийти в отчаяние.

Под конец напишу о смешном. На меня обиделась Ада Войцик. Спроси — за что? За то, что я согласилась сниматься у ее бывшего мужа⁷. Перестала вдруг приходить в гости, а когда встретила меня на улице, то попыталась пройти мимо, якобы не узнала. Когда же я ее окликнула, принялась высказывать мне свои претензии. Представь себе эту картину — стоят посреди улицы Горького две заслуженные артистки и одна другой выговаривает за то, что та снимается там, где не должна была сниматься. Вокруг начал собираться народ. Я отвела Аду в сторонку и попыталась объяснить ей, что она не права. Пусть злится на ту, кто отбила ее Ванечку, я-то здесь при чем? Тем более что ей известно мое бедственное положение. Но она меня не дослушала. Сказала, что я ее предала, и ушла. Проклятый польский гонор, как говорил мой отец. Надеюсь, что она одумается. Ада хороший человек и хорошая подруга, но когда дело касается ее Ванечки, которого она страшно ненавидит и так же сильно любит, у нее в голове происходит замыкание. Сниматься у Ванечки я, разумеется, не отказалась, не то у меня положение, чтобы отказываться.

Вот поплакалась тебе, и сразу же полегчало. Не устаю благодарить судьбу за то, что она послала мне таких друзей, как ты, Павла Леонтьевна и Екатерина Васильевна. Родных у меня нет, но вы мне ближе любой родни. Очень жаль, что ты живешь далеко, но хорошо хоть, что не совсем далеко, что мы можем переписываться и навещать друг друга.

Целую тебя, милая моя, и желаю тебе веселого Пурима. У нас холод и слякоть, а у вас уже весна. Завидую.

Твоя Фаня.

Примечания

1. Советской барыни.

2. Глизер Юдифь Самойловна (1904—1968) — советская актриса театра и кино.

3. Намек на библейскую Юдифь, иудейскую героиню, обольстившую ассирийского полководца Олоферна для того, чтобы отрезать ему голову.

4. Гуревич Ида — роль Фаины Раневской в картине «Ошибка инженера Кочина».

5. Петкер Борис Яковлевич (1902—1983) — советский актер театра и кино.

6. Шива — это основной период траура у иудеев в течение семи дней со дня похорон, когда родные покойника безвыходно сидят дома и скорбят.

7. Речь идет о картине Ивана Пырьева «Любимая девушка» (1940), в которой Фаина Раневская сыграла тетку главного героя Василия Добрякова.