19 февраля 1945 года

Здравствуй, милая моя, Фирочка!

Ты и представить себе не можешь, как я обрадовалась, получив от тебя весточку! Чего только я не думала! Писала тебе и из Ташкента, и из Москвы, но ответа не получала. Не знала, что и думать, а когда не знаешь, что думать, на ум приходят самые черные мысли. Было бы можно, так приехала бы в Баку искать тебя. Попросила одного знакомого навести справки о тебе в твоем тресте, но оказалось, что этого сделать нельзя — секретность. Не знала, кому написать, я же кроме тебя ни с кем в Баку не переписываюсь. Сейчас пишу и плачу, но на этот раз уже от счастья. Этой ночью видела тебя во сне, совсем девчонку, и я тоже была девчонкой. Мы с тобой играли в каком-то роскошном саду, где на деревьях росли не яблоки с вишнями, а ананасы и апельсины. Ты весело смеялась и говорила без умолку. Что ты мне рассказывала, я не запомнила, только помню, что ты смеялась. Когда проснулась, то испугалась — к добру ли этот сон? Но оказалось, что к добру. Часа не прошло, как почтальонша принесла письмо от тебя. Скоро Пурим, и клянусь тебе ушами Амана (так мы говорили в детстве), что не было в моей жизни лучшего подарка к Пуриму, чем это твое письмо.

Как всегда, трагическое и комическое идут рука об руку. Закончив рыдать, я начала смеяться. Мне показался необычайно забавным тот факт, что я была в Ташкенте, ты в Самарканде, совсем рядом друг от друга. У меня дважды была возможность поехать в Самарканд в составе концертной бригады, но оба раза не сложилось — один раз я заболела, а в другой раз в самый последний момент меня заменили на другую актрису, у которой в Самарканде в госпитале лежал муж и ей очень хотелось с ним увидеться. А то бы мы с тобой могли бы столкнуться в Самарканде на базаре. Что за мерзость эти азиатские базары! Шум, вонища, да еще и за руки то и дело дергают. Сколько раз меня обкрадывали на базарах, лучше и не вспоминать. Слава Богу, что потери были невелики, потому что в кошельке я носила мелочь, а крупные деньги держала за пазухой.

Я ужасно рада тому, что вернулась в Москву. Я сделала это сразу же, как только появилась возможность. Устала от Ташкента невероятно. Подробности писать не стану, потому что ты их и так знаешь. В Самарканде было точно так же. Единственная моя «прибыль» — это новые знакомства. Я подружилась с Анной Ахматовой, стихами которой зачитывалась в молодости. Для меня это все равно, что подружиться с Чеховым или Пушкиным. Я тебе еще напишу об Ахматовой, когда успокоюсь и соберусь с мыслями. Это невероятная умница и удивительно деликатный человек. Сейчас ни о чем серьезном писать не могу. Напишу две строчки и начинаю перечитывать твое письмо. Читаю и щиплю себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Вся рука уже в синяках. Какое же счастье, Фирочка! Мы уже второй раз находим друг друга!

Коротко про мои дела. Я служу в Театре драмы, бывшем Театре Революции, которым руководит Охлопков. Я шучу по этому поводу — собиралась в Театр Революции, да не взяли, хотела к Охлопкову в вахтанговский, так война проклятая помешала, но я все равно оказалась в Театре Революции и у Охлопкова. Театр работает, спектакли проходят при полном зале. Москвичи очень соскучились по театру. Пусть зрители не такие нарядные, как до войны, но сразу видно, что у людей праздник — они пришли в театр. У меня три роли — жена врача, старуха-няня и мать офицера. Я счастлива. В театре не все так хорошо, как хотелось бы, но я не обращаю внимания на мелочи. Главное, что я вернулась...¹

Примечания

1. На этом месте письмо обрывается, оставшаяся часть не сохранилась. — Примеч. ред.