27 декабря 1949 года

Здравствуй, Фирочка!

Подвела итоги прошедшего года. Все, что было хорошего, затмевает смерть Федора Ивановича. С тоской думаю о том, что такого хорошего друга у меня больше никогда не будет. Широкой души и невероятной доброты был человек. Жаль его невероятно. Два месяца прошло, а плачу каждый день и знаю, что еще долго буду плакать. Очень тяжело терять друзей, настоящих близких друзей. Что ни осень — то удар, смерть кого-то из дорогих мне людей. Прошлой осенью умер Качалов, этой — Федор Иванович. Мне кажется, что я тоже умру осенью. Опадет с деревьев последняя листва, и меня не станет. В последнее время часто думаю о смерти. Не то чтобы боялась ее или что-то предчувствовала. Просто думаю о том, что когда-нибудь меня не станет. Все вокруг останется прежним, а меня не станет. Это грустно. Гоню грустные мысли прочь, но они возвращаются. Грустные мысли настойчивы, как кредиторы.

Мой брат Яша, чтобы ты знала, Фирочка, настоящий мишигинер¹. Был смолоду дураком и таким же остался. Удивляюсь — наш отец был умнейшим человеком. Характер у него был не сахарный, но умом он мог сравниться с Виленским гаоном². Кому из детей достался ум отца? Белла — дура, я тоже дура и Яша дурак. Ох, наверное Лазарь³, да будет благословенна его память, унаследовал ум отца, только не имел возможности им распорядиться. Но давай я расскажу тебе про Яшу. Когда я была в Праге, он со слезами на глазах говорил о том, как он счастлив, что я нашлась, и что мы непременно должны жить вместе. Фирочка, ты не представляешь, что я сделала. С Любочкиной помощью я попала к самому Швернику⁴ и получила его «благословение» на переезд моих родных в Москву. Не помня себя от счастья, я написала Яше, а он мне ответил, что его жена не хочет переезжать и мама тоже передумала, потому что ей на старости лет трудно будет привыкнуть к Москве и т. д. Нет, ты представляешь? Слов не хватает, чтобы выразить мое возмущение. Я совершаю титанические подвиги, чтобы перевезти их в Москву, а им, видите ли, не хочется. На самом деле не хочется не им, а Яшиной жене. Это такая холера, что пробу негде ставить. Невзлюбила меня с первого взгляда несмотря на то, что я ей ничего плохого не сделала и даже подарила золотые часики — родственница же, как-никак, чтобы ей провалиться на ровном месте! Кого мне жалко, так это маму. У меня ей было бы лучше. Но Яша прикрывается мамой, как щитом. Мама не хочет, и что тут поделать! Я сначала написала Яше такое письмо, от которого только чудом не покраснела бумага, но потом порвала его и написала помягче. Второй раз я хлопотать не стану, да и слушать меня никто не станет. Решайте сейчас, пока есть возможность. Как решите, так и будет, чтоб все вы были счастливы. Расстроилась конечно. Уже нарисовала в воображении картину, как мы живем все вместе в большой квартире (не в мою же комнату всем селиться). На это дело отложила тридцать тысяч из премиальных⁵. Теперь могу их тратить. Яша ответил, что они решили остаться там, и мама тоже приписала к его письму, что она не хочет никуда переезжать. Может, так оно и лучше. Буду навещать их время от времени. Дальше жить — реже ссориться.

Знаешь ли ты, что наш баснописец Крылов, кроме басен, писал еще и пьесы. В спектакле по одной из его пьес, «Модная лавка», я играю глупую бабенку, дворянскую жену. Это пока что единственная моя роль у Юрия Александровича. Мне кажется, Фирочка, что он не ожидал моего перехода. Звал, соблазнял, но, в глубине души, не ожидал, что я соглашусь. Когда я пришла к нему и сказала, что я решилась, он выглядел ошарашенным. Рассыпал по столу свои карандашики и уставился на меня так, будто увидел привидение. Я подозреваю, что вся эта история с настойчивым приглашением меня в Театр Моссовета была не инициативой Ю.А., а интригой Ирочки. Она решила, что здесь мне будет лучше, чем в Театре драмы, и принялась обрабатывать Ю.А. Ирочка так заботится обо мне. Я ей безгранично признательна. Уже невозможно поверить в то, что в детстве она меня ненавидела, считала, будто я отнимаю у нее мать. К счастью, все эти глупости давно в прошлом. Я никогда никого ни у кого не отнимала. Это не в моих привычках. Так вот, мне кажется, что это Ирочка просила Ю.А. взять меня в труппу. А он уступил. Ю.А. вообще-то уступчив, особенно по отношению к своим «бывшим». Марецкая из него веревки вьет. Когда они с Ю.А. были женаты, дело обстояло наоборот — она его боготворила и во всем ему подчинялась. Как же иначе, ведь она была никто, а он — режиссер, руководитель студии, ученик Вахтангова, герой-любовник! А теперь все иначе. На репетициях иногда можно подумать, что это она режиссер. Но Бог с ней, не в Марецкой дело, а в том, что настойчивые приглашения Ю.А. были, как мне кажется, не совсем искренними. Но дело сделано, решение принято, и назад пути нет.

Отношение Ю.А. ко мне заметно изменилось. Я уже не та, какой была пятнадцать лет назад. Народная актриса, лауреат, имею награды, меня все знают. Зрители приходят в театр специально для того, чтобы посмотреть на меня. Я не хвастаюсь, Фирочка, не подумай. Ты же знаешь, что хвастовство не в моих привычках. Я просто констатирую факт — теперь я могу говорить с Ю.А. (как и с любым другим режиссером) на равных. Он понимает это и немного меня побаивается. Ю.А. большой дипломат, а я не люблю усложнять себе жизнь, так что мы ладим друг с другом, и я надеюсь, что так будет всегда. На худой конец, у меня есть, как выражался покойный Федор Иванович, «запасной аэродром» — Театр киноактера. Туда меня примут без разговоров. А еще ходят слухи, что в Москве собираются открывать театр эстрады⁶. Там бы я тоже пришлась бы ко двору со своими чтениями и пародиями. Я как в тяжелые времена подружилась с эстрадой, так до сих пор и дружу. Деньги лишними не бывают, а концерты и выступления дают хороший заработок. На шестом десятке я наконец-то начала жить если не зажиточно, то, во всяком случае, перестала считать каждую копейку и несказанно этому рада. Приятно жить, не думая о деньгах. Я так не жила со времен моего первого приезда в Москву, когда мне высылали деньги из дома. Мне очень приятно, что сейчас я могу кому-то помочь — Павле Леонтьевне или маме с братом. Ты, Фирочка, тоже имей меня в виду, если тебе будут нужны деньги. Обращайся без стеснения, мы же свои люди, можно сказать — сестры. Я знаю твою щепетильность и потому предлагаю сама. Не стесняйся, я всегда рада тебе помочь.

Привычки Ю.А. не изменились. В театре по-прежнему гарем. Нынче во многих театрах гаремы, и на это все закрывают глаза. Принято ругать дореволюционных антрепренеров за их распутство и прочие нехорошие привычки, но ни один из известных мне антрепренеров не опускался до того, чтобы жить с двумя сестрами одновременно, как это происходит в вахтанговском. При встрече, Фирочка (я надеюсь, что в будущем году мы с тобой непременно увидимся), напомни мне, и я расскажу тебе такое, по сравнению с чем «Декамерон» покажется рассказами для детей. О моральном облике вспоминают лишь тогда, когда нужно кого-то снять, когда нужен повод. Женщины не отстают от мужчин. В прошлом году в «Национале» произошла ужасная драка, в ходе которой одному из участников выбили глаз. Так вот две актрисы оспаривают сомнительное право считаться причиной этой драки. Каждая утверждает, что драка произошла из-за нее. Нашли чем гордиться! Я не ханжа и все готова понять, но нельзя же забывать о приличиях. Как родные сестры могут делить одного и того же любовника? Как можно гордиться тем, что из-за тебя произошла драка, в ходе которой кто-то стал калекой? Некоторые люди считают, что если они стали знаменитыми, то им все дозволено.

Но в целом, Фирочка, я довольна, что ушла из Театра драмы. В последнее время там стало душно. На днях, к ужасу моему, узнала, что режиссер Страдомская собирается переходить к Ю.А. Вот уж чего мне не хватало для полного счастья, так этой холеры. Не могу понять, что в ней нашел Ю.А.? Впрочем, почему она нравилась Охлопкову, я тоже понять не могла. Бабанова объясняла это так — главное преимущество Страдомской в том, что она бездарная посредственность, которая никогда не сможет подсидеть своего начальника. Поэтому, мол, Охлопков ее и держит, не боится конкуренции. Но я с этим согласиться не могу, потому что не раз видела, как бездари подсиживали талантливых людей. Я (на всякий случай) поделилась с Ю.А. своим мнением о Страдомской. Вдруг он не знает, какое «сокровище» хочет принять в свой театр. Он улыбнулся и сказал, что идеальных людей не существует, а опытный режиссер ему нужен позарез. Боюсь теперь, что он передаст мои слова Страдомской, и она меня возненавидит. Ю.А. любит посплетничать, и еще у него есть привычка стравливать своих подчиненных — он таким образом разделяет и властвует.

Все никак не получается уехать из моей «бочки» (так я зову свою темную комнату, льщу себе сравнением с Диогеном). Надеялась встретить Новый год в новой квартире, но надежды мои не сбылись. В последний момент, когда дело было почти решено, ордер выписали другому. А я так надеялась жить в одном доме с Осипом Наумовичем⁷! Осип Наумович с Ёлочкой расстроились больше моего. Им тоже хотелось, чтобы я жила рядом. Но не сложилось. На хорошую квартиру в хорошем доме находится много охотников, причем все заслуженные люди и все со связями. Успокаиваю себя мыслью о том, что, может быть, мне удастся получить квартиру в новом доме. Признаюсь честно, что это было бы наилучшим вариантом. Не очень-то хочется жить там, где до меня кто-то жил или (не дай Бог!) умер. Я же такая впечатлительная. Решение моего жилищного вопроса осложняется тем, что я не согласна ни на что, кроме центра. Я лучше подожду, чем уеду куда-нибудь на окраину, это неудобно. В позапрошлом году мне предлагали вступить в кооператив, но я отказалась, потому что речь шла о доме, который собирались строить возле станции метро «Аэропорт». Вот такая я привереда.

Таиров пишет мемуары. Непонятно, что это будут за мемуары, потому что он никому не показывает написанного. Алиса Георгиевна⁸ говорит, что он рвет все, что пишет, и лишь изредка откладывает какой-то листок в папку. Камерный театр номинально пока еще существует, но на самом деле его уже нет, а скоро совсем не станет — закроют или переименуют. Я не устаю поражаться тому, как тесен наш театральный мирок. Это я к тому, что на место Таирова назначили Ванина⁹, который до этого работал у Ю.А., а Охлопков до войны одно время делил Камерный с Таировым. Именно на место Ванина Ю.А. собирается взять Страдомскую. Я радуюсь тому (если тут вообще можно радоваться), что в Камерный отправили именно Ванина. Он добрый и деликатный человек, с большим уважением относится к Алисе Георгиевне и Таирову. Страшно представить, что было бы, если бы в Камерный пришел бы какой-нибудь хам. Симонов зовет Алису Георгиевну и Таирова к себе. Таиров не хочет, он говорит, что нигде, кроме своего театра, работать не сможет и вообще хочет уйти на покой (ему в будущем году исполнится 65). Алиса Георгиевна, разумеется, одна никуда не пойдет, да и что она станет делать в вахтанговском? Но все равно приглашение Симонова очень важно для них обоих. Симонов дает им понять, что они не забыты, не выброшены за борт. Это очень благородный (и смелый) поступок — протянуть отверженным руку помощи. Ю.А., когда я спросила его, не возьмет ли он к себе Алису Георгиевну, сказал, как отрезал: «Нет! Никогда!»

Как же непредсказуема жизнь! Когда все боялись закрытия Камерного, этого не случилось. Когда же все успокоились — грянул гром. Бедная Алиса Георгиевна всегда так радовалась тому, что они живут при театре, а теперь она вынуждена ежедневно наблюдать за тем, что там происходит. Ниночка собирается посвятить себя преподаванию в институте кинематографии. Я ее понимаю. В какой бы театр она ни пришла бы, ее повсюду станут третировать только за то, что она — племянница Алисы Георгиевны. Раньше больше нападали на Таирова, а сейчас виновницей «краха» и «деградации» Камерного театра считают Алису Георгиевну. Один мерзавец в своей статье назвал ее «демоном», представляешь? Она, дескать, подчинила Таирова и т. д. Боже мой, какими же злыми могут быть люди! И по отношению к кому? К тем, кто на протяжении тридцати с лишним лет дарил им радость встречи с искусством, с настоящим искусством. К Таирову можно относиться по-разному, и спектакли у него были разные — хорошие и не очень, но халтурить он не позволял себе никогда. Во время нашей последней встречи он вспомнил, как вел меня под руку в Зинкину комнату, на самый верх декораций, а я дрожала, но покорно шла за ним. Сказал, что именно тогда он понял, что я — настоящая актриса, и наговорил мне кучу комплиментов. Уже не в первый раз наговорил, но мне все равно было приятно слушать. У меня же, Фирочка, всего два кумира — покойный Качалов да Таиров.

Итоги года, если все сложить, вышли грустными. Нет больше Федора Ивановича, нет Камерного театра, мои родные не хотят переезжать в Москву и даже вожделенная квартира на улице Немировича-Данченко¹⁰ мне не досталась. Только и было хорошего, что Сталинская премия. Мне, Фирочка, важны не деньги, хотя 50 тысяч всегда пригодятся, а то, что меня и моих товарищей отметили, оценили нашу работу на самом высшем уровне. Очень приятно. Знаешь, Фирочка, я до сих пор переживаю по поводу «Мечты». И не только я. Михаил Ильич и Ада¹¹ тоже переживают. Такая замечательная картина. Веришь ли, Фирочка, я смотрю ее с огромным удовольствием, а такое бывает со мной нечасто. Замечательная картина, которой все мы по праву гордимся, прошла на экранах незамеченной, потому что вышла в самый разгар войны, когда всем было не до проблем жильцов пансиона и его хозяйки. Я говорю не о наградах, Фирочка, а о том, что никто не помнит «Мечту», будто бы ее никогда и не было. Ни разу ни от кого я не слышала: «Ах, как же вы сыграли Розу Скороход!» Все помнят Лялю и мамашу из «Свадьбы»¹². Обидно, очень обидно. Я так радовалась этой роли, столько в нее вложила. Душу в нее вложила. У меня не было и, наверное, уже не будет такой роли. А вот же — не оценили и не запомнили. Хуже всего приходится Михаилу Ильичу. Кажется, я тебе не писала о том, что актриса Кузьмина, сыгравшая в «Мечте» Анну, — его жена¹³. Она не может простить Михаилу Ильичу неудачи с «Мечтой». Даже Сталинская премия за ««Человека № 217»¹⁴ ее не смягчила. От их домработницы, которая дружит с моей портнихой, я слышала, что в спальню она пускает Михаила Ильича только в том случае, если всем довольна. А так большей частью ему приходится спать на диване в гостиной. Бедный Михаил Ильич! Жаль его безмерно. Вот уж нашел себе счастье, так нашел. Ходят слухи, Фирочка, будто режиссерам хотят запретить снимать во всех картинах собственных жен. Между нами говоря, я обеими руками голосую за это. Давно пора. Так будет лучше для всех — и для режиссеров, и для их жен, и для других актрис, у которых наконец-то появится шанс играть главные роли, не выходя замуж за режиссера. Они бы, может, и вышли бы, бедняжки, но где взять столько режиссеров? Ты спросишь — почему так будет лучше для режиссеров и их жен? Режиссерам, Фирочка, станет легче работать, потому что одна и та же актриса не может одинаково хорошо играть в разных картинах. Но как отказать собственной жене? После же придется месяцами спать на диване в гостиной. А тут — официальный запрет. Женам же будет лучше в смысле творчества. Одно дело играть как придется, спустя рукава, зная, что роль у тебя не заберут и следующую дадут непременно, и совсем другое — стараться на совесть, чтобы не лишиться роли, чтобы позвали сниматься еще и еще. К черту эту семейственность в искусстве! Редко когда союз актрисы и режиссера бывает таким гармоничным, как у Алисы Георгиевны и Таирова или как у Любочки с Гришей. Но я подозреваю, Фирочка, что режиссеры найдут способ обойти этот запрет. Устроят шахер-махер, начнут договариваться — ты снимаешь мою жену в главной роли, а я твою. Чтобы навести в этом деле порядок, надо запретить режиссерам жениться на актрисах, но это же невозможно. Не подумай, милая, что я злобствую из-за того, что у меня нет мужа-режиссера. Я просто ратую за справедливость. Мне, например, неприятно смотреть на то, как ведет себя в театре Марецкая. Положение актера должно определяться его талантом, а не семейным положением. Марецкую я зову «Змеюкиной», в честь ее роли в «Свадьбе»¹⁵. Змеюкина она и есть. Если Михаила Ильича шантажируют постелью, то Марецкая шантажирует Ю.А. их общим ребенком. Ю.А., равнодушный ко всему, кроме собственной персоны, тем не менее дорожит хорошими отношениями со своим сыном и не хочет, чтобы мать настраивала его против отца. Мне это кажется странным. Если уж дорожишь, то почему бросил? В зарплатной ведомости, Фирочка, я подсмотрела страшную тайну. Оказывается, Марецкая по паспорту Завадская. Она так и не сменила фамилию обратно, хотя на сцене и в кино выступает под девичьей. Не иначе как на что-то надеется. Пусть надеется, это ее заботы.

Письмо мое ты получишь уже в новом году. Желаю тебе, милая, чтобы этот год был для тебя удачным. Не жалей о том, что не сбылось, — черт с ним. Всегда что-нибудь да не сбывается. Счастья тебе, Фирочка, здоровья и благополучия! В Новый год выпью бокал шампанского за тебя.

Целую и очень люблю тебя.

Твоя Фаня.

Примечания

1. См. примеч. 3 на с. 72.

2. «Виленский гаон» («Виленский гений») — прозвище Элияху бен Шломо Залмана (1720—1797), раввина, каббалиста, математика и общественного деятеля, одного из выдающихся духовных авторитетов ортодоксального еврейства.

3. Умерший в младенчестве брат Фаины Раневской.

4. Шверник Николай Михайлович (1888—1970) — советский политический деятель. В 1946—1953 годах занимал номинально высшую государственную должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

5. В 1949 году Фаина Раневская получила Сталинскую премию второй степени (50 000 рублей) за исполнение роли Нины Ивановны Лосевой в спектакле «Закон чести», поставленный на сцене Московского театра драмы.

6. Московский государственный Театр эстрады был открыт в июне 1954 года.

7. Речь идет об известном советском актере Осипе Наумовиче Абдулове (1900—1953). Фаина Раневская дружила с ним и его женой Елизаветой Моисеевной Метельской-Абдуловой, которую называла домашним прозвищем Елочка.

8. 25 июня 1949 года Александр Таиров был освобожден от обязанностей художественного руководителя Камерного театра.

9. Ванин (Иванов) Василий Васильевич (1898—1951) — известный советский актер театра и кино, театральный режиссер и педагог.

10. Ныне — Глинищевский переулок. В письме идет речь о доме № 5/7 (Дом актеров МХАТ), построенном в 1938 году, в котором жили чета Абдуловых и многие другие знаменитые актеры.

11. Ада Войцик в фильме Михаила Ромма «Мечта» сыграла роль «вечной невесты» Ванды.

12. В фильме «Свадьба», снятом режиссером Исидором Анненским в 1944 году, Фаина Раневская сыграла роль матери невесты Настасьи Тимофеевны.

13. Кузьмина Елена Александровна (1909—1979) — советская киноактриса.

14. За исполнение главной роли в фильме «Человек № 217», снятом в 1944 году Михаилом Роммом, Елена Кузьмина получила в 1946 году Сталинскую премию второй степени.

15. В картине «Свадьба» Вера Марецкая сыграла роль Анны Мартыновны Змеюкиной.