Глава VI. Браунинг Раневской, или Шутки над пропастью

Фаина Раневская панически боялась предложения о сотрудничестве с органами. Напрасно считают, что лишь люди подлые, трусливые или испачканные криминальной грязью идут в стукачи. Уловки вербовщиков спецслужб всегда были изобретательны и непредсказуемы. Даже человек со стальными нервами, чистой совестью и ясным быстрым умом не всегда способен противостоять им. Прежде всего «товарищи» привлекали к сотрудничеству советскую элиту — партийных работников, руководителей, ученых, артистов. Ведь именно в верхах, а не где-нибудь в подворотне наиболее вероятна организация серьезного предательского заговора.

«Если бы открыли границы, я бы залезла на дерево, чтобы не затоптали»

Одним из аргументов в пользу сотрудничества с органами было членство вербуемого в КПСС. Действительно, простому человеку отказать в помощи «Ордену Железного Феликса» было куда проще, чем партийному, да еще к тому же известному на всю страну. Чтобы избежать позорной участи сексота, Раневская решила уклониться от вступления в КПСС. Однако для этого необходимо было предъявить уважительную причину. Выход из этого сложного положения Фаине Раневской подсказал известный поэт Михаил Светлов. Когда-то в 30-х годах, когда взаимное доносительство и репрессии в Советском Союзе достигли точки кипения, Михаил Аркадьевич был удостоен почетного предложения попробовать себя в качестве доносчика. Он ответил, что, в принципе, предложение принимает, но очень опасается проболтаться из-за своего якобы пристрастия к алкоголю... Выпивающую, но в меру, Раневскую этот вариант отмазки не устраивал. Она нашла другой способ уйти от назойливых «товарищей». Когда ей в очередной раз предложили стать обладательницей партийного билета (а в понимании Раневской партийный билет был одновременно билетом в «клуб стукачей»), она заявила своему парторгу следующее: «Дорогой мой, я очень мечтаю об этом, но не могу — я кричу во сне! Голубчик, вы не задумывались, почему я живу одна? Именно по этой причине»¹.

«Решила вступить в партию, чтобы хоть на старости лет знать, что эта сука Верка Марецкая говорит обо мне на партсобраниях»

В соответствии со своей ироничной натурой Раневская остановила приближающуюся катастрофу анекдотичным фарсом. Между тем она имела окружение и профессиональные связи с целым рядом неблагонадежных лиц. В числе ее знакомых и друзей были: Татьяна Окуневская, проведшая в тюрьмах и лагерях шесть лет, Соломон Михоэлс, убитый киллерами с Лубянки, Зоя Федорова, в одночасье ставшая «английской шпионкой», и, конечно, Анна Ахматова, бывшая супруга расстрелянного за контрреволюционный заговор поэта Николая Гумилева, мать опального, не покидающего сталинские лагеря, ученого Льва Гумилева. Дружба с Анной Андреевной, над которой постоянно висел карающий меч советских спецслужб, могла стоить Фаине Раневской очень дорого. Но она жила так, как хотела, и дружила с тем, с кем считала нужным дружить. За роскошь своего свободного существования Раневская заплатила отсутствием семьи, повлекшим беспросветное одиночество, и отсутствием материального благополучия: чем более человек обременен ответственностью и имуществом, тем более уязвим, в том числе и для вечно голодного Молоха тайной полиции.

Судя по воспоминаниям Василия Катаняна, Фаина Раневская с представителями власти не слишком церемонилась. Достаточно упомянуть историю ее отношений с Иваном Григорьевичем Большаковым, тем самым функционером, что зарубил ее участие в фильме «Иван Грозный». Фильм Михаила Ромма «Мечта» был закончен перед самым началом войны, но высший кинематографический босс долго не хотел разрешать его обнародование. Морока с утверждением фильма растянулась на годы. Большакову чем-то не понравилась героиня фильма Роза Скороход в исполнении Фаины Раневской. Кинокомиссар явно испытывал к актрисе, как говорится, личную неприязнь.

«"Я жила в Алма-Ате", — вспоминал Василий Катанян рассказ Фаины Георгиевны, — "и Ромм сдавал там Большакову "Мечту". Война, гибнут люди, полстраны под немцем, казалось бы — уймись. Нет, у него были какие-то претензии к Розе Скороход. Но он побоялся со мной связываться: я распустила слух, что ношу с собой браунинг, так как боюсь темноты, и лучше вечером со мною не встречаться, не ровен час — могу выстрелить... Ромм сказал, что это спасло Розу. Выходит, что я защитила ее с оружием в руках"»². Жаль, что Раневская не смогла таким образом защитить свою Ефросинью Старицкую. А что? Дело-то происходило во время войны, в годы, когда оружие было немного доступнее, чем в мирное время. Вполне возможно, что Большаков действительно мог поверить в слухи о вооруженной Раневской.

Фаина Раневская не пыталась приблизиться к властителям, но, когда возникала необходимость, умела за себя постоять. Ее дерзкое замечание, сделанное Брежневу, сегодня вызывает улыбку. Но тогда, во времена развитого социализма, знаменитая реплика Раневской многим, должно быть, напомнила коронный номер дрессировщика, что под дробь барабана кладет голову в разинутую пасть льва.

«Если человек умный и честный — то беспартийный. Если умный и партийный — то нечестный. Если честный и партийный — то дурак»

Леонид Ильич Брежнев — исторический персонаж трагикомического профиля. Он, как и Фаина Раневская, нередко выдавал афоризмы. Правда, его изречения были не столь искрометны, как те, что оставила потомкам великая актриса, но по-своему эффектны. Чего стоит хотя бы «Экономика должна быть экономной» или «Сделать Москву образцовым городом — это дело чести всего советского народа». Крылатые выражения «дорогого Леонида Ильича» и «Мули» различало то, что генсек наполнял их абсурдом, а Фаина Георгиевна — кусачей иронией. Но перлы обоих до сих пор активно используются обществом остряков. Артистичность Брежнева не вызывает сомнения. Как и все крупные политики, он создал свой неповторимый образ и блестяще играл свою роль, пока годы не превратили его в еле говорящую сомнамбулу. Две артистичные талантливые натуры, разумеется, не могли разминуться в безбрежном океане общественной жизни. Их пути пересеклись в 1976 году, во время церемонии вручения Фаине Раневской ордена Ленина в честь ее юбилея.

«Муля, не нервируй меня», — плоско сострил генсек во время мероприятия, обратившись к пожилой заслуженной артистке. (По другой версии, Брежнев произнес: «А вот идет наша Муля-не-нервируй-меня!») На тот момент Брежневу было семьдесят лет, а Раневской восемьдесят. В принципе, понять порыв проявления симпатии к любимой артистке можно. Однако Раневская до такой степени устала от Мули, что с ходу залепила Брежневу в ответ свою знаменитую фразу: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются только мальчишки и хулиганы». Генсеку пришлось признать свою ошибку: «Простите, но я вас очень люблю».

Свои многочисленные награды Раневская называла похоронными принадлежностями, демонстрируя равнодушие к своему общественному статусу и к вниманию со стороны власти. Фаина Георгиевна не нуждалась в подачках и подарках от сильных мира сего, но и не отказывалась от некоторых из них: здоровье актриса поправляла в знаменитой Кремлевской больнице, а отдыхала в элитных санаториях.

«Никто, кроме мертвых вождей, не хочет терпеть праздноболтающихся моих грудей»

Однажды Фаина Раневская попыталась использовать свое привилегированное положение, желая наказать журналиста Глеба Скороходова, с которым крепко поссорилась. Напомним суть конфликта: Скороходов продолжительное время записывал устные воспоминания Фаины Георгиевны, чтобы на их основании написать биографическую книгу. Книгу-то он написал... Но эта рукопись была воспринята Раневской как сущая клевета. Автор попытался спасти свое детище, планируя по-человечески объясниться с Раневской, но актриса так сильно разгневалась на своего визави, что не нашла ничего лучшего, как натравить на него сотрудников милиции. И Глеб Скороходов был задержан патрулем прямо около двери квартиры Раневской.

«Это было так неожиданно, — писал Скороходов в своей все-таки изданной книге, — по-детски непосредственно и по-актерски выразительно, что я рассмеялся. Милиционеры с удивлением посмотрели на меня, но ничего не сказали, запустили мотор, и мы медленно двинулись вглубь гигантского двора. Свернув в арку, сразу остановились.

— В отделении вам делать нечего, — сказал старшина. — Ступайте домой и не связывайтесь больше с народными...»³

Фаина Раневская отлично понимала, сколько возможностей имеют обладатели званий «лауреат Сталинской премии», «заслуженный артист», «народный артист», но обычно предпочитала ими не пользоваться, стараясь обходить государственную систему стороной. Актриса служила лишь искусству и всю жизнь оставалась вещью в себе, государством в государстве, чьи отношения с властью идеально укладываются в евангельскую формулировку «Кесарево кесарю, а Божие Богу».

Примечания

1. Гейзер М.М. Фаина Раневская.

2. Катанян В. Фаина Раневская с оружием в руках: Очерк.

3. Скороходов Г. Разговоры с Раневской.