Глава двадцать вторая. К селедке не нужно соли

«Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе...»

Марина Цветаева, «Подруга»

«К селедке не нужно соли, а к шкваркам не нужен жир», гласит еврейская народная мудрость.

— К такому счастью, как мое, никакого горя не нужно! — с горькой усмешкой говорила Фаина Раневская.

После снятия с репертуара «Патетической сонаты» она не получила в Камерном театре ни одной роли.

Странно?

Да, на первый взгляд действительно странно, ведь для нее, как для характерной актрисы, могли найтись роли в других постановках Камерного театра, которые были тогда в репертуаре — и в «Опере нищих», и в «Негре» Юджина О'Нила, и в «Линии огня» Николая Никитина, которую Таиров поставил после «Сонаты»...

До весны 1933 года Фаина ждала ролей и жила на скромную зарплату, которую платил ей театр. У актеров, не занятых в спектаклях, зарплата была даже не скромной, а мизерной. Впоследствии Раневская скажет, что она «болталась в Камерном, как г...о в проруби». Ее не выгоняли, но делали все для того, чтобы она ушла.

Почему?

Те, кто считают причиной прямой и бескомпромиссный характер Фаины Раневской и ее острый язык, скорее всего, ошибаются. Раневская благоговела перед Таировым и Коонен. Вряд ли бы она позволила себе какие-либо выпады в их адрес или осмелилась бы с ними спорить. Да и современники ни о чем подобном ни разу не упоминали. О словесных пикировках актрисы Раневской с режиссером Завадским писали в мемуарах многие, о пререканиях Раневской с Таировым — никто.

Нет, дело не в характере, а в том, что Раневская своей яркой, выразительной игрой затмевала всех других актеров. В том числе и Алису Коонен.

«После спектакля зрители говорили только о Раневской» — помните? Вот в этом-то и дело. Камерный театр был театром Таирова и Коонен, можно даже сказать, что в большей степени театром Коонен, нежели Таирова. Александр Яковлевич сильно любил Алису Георгиевну и очень высоко ценил ее талант. Разве мог он позволить, чтобы кто-то затмевал его приму, его жену? Навряд ли.

Видимо, Фаина все понимала. Все-все, вплоть до того, что у Таирова не было другого выхода. После ухода из Камерного театра она сохранила хорошие, дружеские отношения с Александром Яковлевичем и Алисой Георгиевной. Следовательно, зла на них не держала. Всякое в жизни случается. Манила жизнь много лет сладким пряником, а на поверку пряник оказался горьким и черствым, бывает. Стоило, конечно, много раньше хорошенько подумать и выбросить из головы мысль о Камерном театре, но кто мог предположить, что Фаина затмит саму Алису Коонен. Уж Фаина такого точно не могла предположить. Она всегда считала, что играет плохо, что надо лучше, еще лучше и в своем природном перфекционизме незаметно для себя самой дошла до вершин мастерства.

То на самом деле была вершина. Первая вершина, которую покорила актриса Раневская. Если уж сама Алиса Коонен опасается конкуренции с твоей стороны — то это уже признание, знак качества.

Фаина долго собиралась с духом, чтобы уйти из Камерного театра, театра своей мечты. И ушла с таким чувством, будто оставила в здании на Тверском бульваре кусочек своей души. Фаина Раневская будет не раз приходить сюда в гости к Алисе Георгиевне (Таиров и Коонен жили в квартире при театре) и всякий раз вспоминать о тех счастливых днях, когда она, преодолев страх высоты, кричала из своей мансарды: «Ой, Боже мой, Боже! Разве не поможешь?».

«Я «испорчена» Таировым», — говорила Фаина Раневская, когда у нее спрашивали, почему ей не нравится тот или иной режиссер.

Теперь нам пора проститься с Камерным театром, которому мы и так уделили очень много внимания, и следом за Фаиной перейти в другой театр — Центральный театр Красной Армии, сокращенно — ЦТКА.

Это был молодой и очень амбициозный, если можно так выразиться, театр. Он был создан недавно, в феврале 1930 года и изначально задумывался как театр выездной, разъезжающий по воинским частям Советского Союза. Но очень скоро концепция изменилась. Театр осел на площади Коммуны¹ в Центральном Доме Красной Армии².

Главным режиссером ЦТКА в 1932 году был назначен Юрий Александрович Завадский. Тот самый, которому посвятила цикл стихотворений «Комедьянт» Марина Цветаева.

«Я помню ночь на склоне ноября.
Туман и дождь. При свете фонаря
Ваш нежный лик — сомнительный и странный,
По-диккенсовски — тусклый и туманный,
Знобящий грудь, как зимние моря...
— Ваш нежный лик при свете фонаря»

«Комедьянту, игравшему Ангела, или Ангелу, игравшему Комедьянта, не все равно ли, раз — Вашей милостью — я, вместо снежной повинности Москвы 19-го года несла — нежную», — было написано в посвящении к циклу. В дневниковых записях Цветаевой осталась пространная характеристика Завадского: «Во-первых — божественно-хорош, во-вторых — божественный голос... Он восприимчив, как душевно, так и накожно, это его главная и несомненная сущность... Другого такого собеседника и партнера на свете нет. Он знает то, чего Вы не сказали и, может быть, и не сказали бы... если бы он уже не знал! Добр? Нет. Ласков? Да. Ибо доброта — чувство первичное, а он живет исключительно вторичным, отраженным. Так, вместо доброты — ласковость, любви — расположение, ненависти — уклонение, восторга — любование, участия — сочувствие. Взамен присутствия страсти — отсутствие бесстрастия... Но во всем вторичном он очень силен: перл, первый смычок...».

С Цветаевой Завадского познакомил их общий друг, поэт и переводчик Павел Антокольский. Завадский смолоду вращался в богемных кругах, брал уроки живописи, учился в студии Вахтангова. Он был талантлив, обладал безукоризненным чувством стиля и умел очаровывать и пленять.

Первый свой спектакль — «Женитьбу» Гоголя, разнесенную критиками в пух и прах, Завадский поставил в 1924 году. Тогда ему было тридцать. Он играл в Художественном театре, преподавал в студии, которую основал сам. До этой студии была другая — Третья студия Московского Художественного театра, впоследствии ставшая Театром имени Вахтангова. Дочь Павлы Леонтьевны Ирина сначала училась у Завадского, а потом стала его женой. Первой женой. Завадский был увлекающимся, любвеобильным человеком, поэтому их брак просуществовал недолго. Но хорошие отношения они сохранили на всю жизнь и много-много лет работали вместе.

Можно сказать, что Фаина попала к Завадскому по знакомству, даже — по-родственному, ведь она считалась членом семьи Павлы Вульф, а Завадский был мужем ее дочери.

Впоследствии, с какого-то момента отношения между Раневской и Завадским испортятся, станут «прохладно-шпилечными», но поначалу все было хорошо. Придя в ЦТКА, Фаина сразу же получила роль Ольги Павловны в комедии Василия Шкваркина «Чужой ребенок» (написав свою первую пьесу — «В глухое царствование» — на историко-революционную тему, Шкваркин затем переключился на комедии). В то время эта пьеса пользовалась огромной популярностью, потому что была интересной, смешной и напрочь лишенной морализаторства. О достоинствах комедийных пьес Шкваркина свидетельствует тот факт, что к концу тридцатых годов они были сняты повсюду с репертуара, как идеологически незрелые, и вернулись к зрителю двадцать лет спустя. Кстати говоря, «Чужой ребенок» довольно широко ставится и в наши дни.

Главная героиня пьесы, молодая актриса Маня Караулова, репетировала роль женщины, ожидающей ребенка. Ее реплики случайно услышала подружка-сплетница Зина, которая поспешила разнести новость по дачному поселку. Трое влюбленных в Маню мужчин отвернулись от нее. Отец с матерью (мать играла Фаина), люди старых взглядов, чуть с ума не сошли, узнав о беременности дочери. А сама Маня решила притвориться, будто она на самом деле беременна, чтобы испытать своих кавалеров. Кто любит по-настоящему, тот и на беременной женится...

Ограниченная мещанка Ольга Павловна (слово «мещанин» в то время уже стало ругательным) получилась у Фаины не просто смешной, но и трогательной. Не имея собственных детей, Раневская превосходно создавала образы чадолюбивых матерей.

Завадский умел выбирать пьесы для постановки и ставил их ярко. Отчасти его манера была сродни таировской, но в целом он придерживался принципов, усвоенных в студии Вахтангова, чей метод, в свою очередь, уходил корнями в систему Станиславского. ЦТКА был новым театром, Завадский — молодым, еще не снискавшим широкой славы, режиссером, но взыскательная и избалованная зрелищами московская публика охотно ходила на спектакли. Зал всегда был полон.

— Куда нам до орлов, — притворно скромничал Завадский, намекая на то, что Таиров образовал свой псевдоним от арабского слова «орел», — но кое-что мы можем.

Завадский вернул на сцену Павлу Вульф. В конце 1934 года он предложил ей вступить в труппу театра Красной армии в качестве актрисы, играющей роль старух. Павла Леонтьевна с радостью согласилась, тем более, что ей не пришлось ради этого бросать педагогическую работу. Первой ее ролью в ЦТКА стала престарелая генеральша Нюрина в пьесе Иосифа Прута «Я вас люблю». В новом амплуа «юной дебютантке» (так в шутку называла себя Павла Леонтьевна) пришлось нелегко. Привыкнув к выразительной игре, она пыталась выразительно произносить текст, много жестикулировала, но подобная выразительность не вязалась с образом столетней старухи. Завадский посоветовал искать выразительность не в движениях, а в полной неподвижности. Вульф попробовала и дело пошло, образ начал складываться. У Завадского Павла Леонтьевна сыграла Мотылькову в «Славе» Виктора Гусева, Хлестову в «Горе от ума», Полину Бардину во «Врагах» Горького, Полежаеву в «Беспокойной старости» Леонида Рахманова, Евдокию Антоновну в «Днях нашей жизни» Леонида Андреева (со временем запрет на публикацию и постановку произведений Андреева был снят).

В ЦТКА Фаине было хорошо. Она быстро воспрянула духом. Разбившаяся хрустальная мечта о Камерном театре теперь казалась химерой, мороком. Фаина усердно убеждала себя в том, что то был морок, не пряник, которым ее манили, а камень, который судьба подложила у нее на пути.

В ЦТКА Фаине было хорошо. Как раз тот случай, когда к селедке не нужно соли, когда лучшего и желать нельзя. ЦТКА — столичный театр, пусть и не с историей, но так даже интереснее — история театра творится на глазах и какими темпами! Завадский не так известен, как Таиров, но он энергичный, талантливый режиссер. Он еще покажет себя, непременно покажет. В ЦТКА сильная труппа. На одной сцене с Фаиной играли Александр Хованский, Александр Хохлов, которого критики не без оснований называли лучшим Чацким советской сцены, Павел Герага, Дарья Зеркалова, Любовь Добржанская, известная всем нам, прежде всего, как Мария Дмитриевна, мама Жени Лукашина из «Иронии судьбы»...

Павла Леонтьевна рядом. Хорошие роли. Комната в общежитии. Неплохой заработок. Оклады в ЦТКА были выше, чем в других театрах — армия! — и, кроме того, имелся ряд надбавок. О чем еще мечтать? Чего еще желать? Единственным минусом, ложечкой дегтя в бочке с медом, была неудобная маленькая сцена Центрального Дома Красной Армии, при которой имелась всего одна, общая для всей труппы артистическая уборная, с перегородкой, отделявшей женскую часть от мужской. Перегородка не доходила до потолка, что давало возможность шутникам устраивать разные каверзы. Но эти неудобства не сильно расстраивали актеров, поскольку уже было известно, что для театра вскоре будет построено новое здание (в котором, к слову будь сказано, ни Раневской, ни Завадскому поработать не довелось).

После Ольги Павловны она сыграла Оксану в «Гибели эскадры» Александра Корнейчука. В пьесе рассказывалась легенда о том, как летом 1918 года на Черноморском флоте большевики боролись с контрреволюционерами, мешавшими им уничтожить флот, который могла захватить Германия. Легенда, потому что подлинные события разворачивались совсем не так, как описал Корнейчук, но дело не в этом. Дело в том, что роль у Фаины была большой, правда, немного «картонной», идеологически выверенной, с репликами вроде: «Помни, Гайдай: тот перестает быть большевиком, кто начинает бояться массы, кто не верит ей». Но Фаина справилась. Сыграла стойкую коммунистку Оксану так, что та понравилась всем — и режиссеру, и зрителям, и автору пьесы. Корнейчук сказал, что смотрел «Гибель эскадры» в десятках театров, но такой Оксаны, как у Раневской, не видел.

Очень долго Фаине не удавалась сцена гибели Оксаны, в которую по ходу пьесы стреляли. То она валилась на пол мешком, то падала, картинно взмахивая руками...

— Нет, не так, — говорил Завадский.

Фаина и сама чувствовала, что она «умирает» как-то не так. Просто падать — незрелищно. Картинно — ненатурально. После долгих поисков верное решение было найдено. Оксана на секунду-другую замирала, недоуменно смотрела на своего убийцу, а затем медленно оседала на пол.

Казалось бы — мимолетное действие, стоит ли уделять ему столько внимания? Но у Раневской не было на сцене ничего мимолетного.

В комедии Александра Островского «Последняя жертва» Фаина сыграла Глафиру Фирсовну. «Актриса Раневская показала нам чудовище в образе человека, готовое ради денег пожертвовать счастьем своей племянницы», — писала газета «Рабочая Москва». Может, «чудовище» и слишком сильное слово для алчной прохиндейки Глафиры Фирсовны, но уже по одной этой фразе из театральной рецензии чувствуется, что и эта роль прекрасно удалась Фаине.

Но лучшей ее ролью в ЦТКА и одной из самых крупных ролей в жизни стала Васса Железнова, роль, которая поначалу сильно пугала Фаину своим масштабом.

— Нет, я не могу играть Вассу! — убеждала Фаина Завадского. — Я не справлюсь. Героини — это вообще не мое амплуа. Какая из меня Васса? Лучше я сыграю Оношенкову. Вот эта роль по мне. Я когда впервые прочла эту пьесу, сразу же подумала, что могла бы сыграть Оношенкову...

— Сможете, сможете, — терпеливо убеждал ее Завадский. — Я вижу, что сможете.

— Мне даже не с кого взять пример! — упрямилась Фаина, несмотря на то, что на сцене никогда не брала ни с кого примера, играла все роли в своей неповторимой манере.

ЦТКА был первым советским театром, взявшимся ставить «Вассу Железнову». Завадский очень жалел, что Горький не дожил до премьеры. Для постановки «Вассы» Юрий Александрович пригласил режиссера Елизавету Телешеву, работавшую в Художественном театре.

Может показаться странным, что эту пьесу, написанную в 1910 году, четверть века игнорировали режиссеры. На самом деле ничего странного нет. В первоначальном своем варианте «Васса» была малопривлекательной для постановки, какой-то «вялой». Горький и сам понимал это, иначе бы не стал писать второго варианта, который сразу же привлек внимание режиссеров.

Васса — богатый, сложный образ. Вассу играть интересно. Ее можно играть по-разному — и как преступницу, монстра, и как жертву. Фаина остановилась на втором варианте. Васса прежде всего внушала ей чувство сострадания, к которому примешивались ужас и омерзение. Сострадание, к которому примешивается ужас, и ужас, к которому примешивается сострадание, — разные понятия. Васса получилась у Фаины противоречивой и в чем-то даже обаятельной, хотя сама Фаина пыталась сгладить эти противоречия. Ей тогда казалось, что Горький слишком резко, слишком остро выписал образ Вассы. Фаина оказалась в положении первопроходца, ведь Вассу до нее никто не играл. Такая серьезная роль, такая ответственность. Она не столько осознанно, сколько интуитивно пришла к образу «человеческой женщины». Фраза дочери Вассы Людмилы: «Ты — не дура, не умная, а просто человеческая женщина», это же, в сущности, авторская подсказка всем актрисам, которые станут играть Вассу. Критик Юзеф Юзовский писал: «Раневская любит свою героиню. Это каждому ясно, хотя Раневская порой как бы скрывает это свое «интимное» отношение к Вассе, словно опасаясь, что ее могут упрекнуть в «связи с чуждым элементом». Право, ничего «страшного»! Нет здесь ничего «непозволительного». Она тем более ее любит, чем больше ненавидит за то, что эта страшная жизнь так извращает прекрасный человеческий материал. Кто она, Васса? «Положительный» она персонаж? Или «отрицательный»? Вопрос разрешает Людмила: не умная и не глупая, а просто «человеческая женщина». В чем же человеческое? В этой вот силе, размахе, юморе, в творческой природе характера. Как не любить это, не сожалеть, что все это в старом мире становится уродливым? Раневская показала «человеческую женщину».

«Чудовищная бессмыслица и жизнь, и смерть этой талантливой женщины!» — думала Фаина всякий раз, когда выходила на сцену. Ей превосходно удалось передать эту самую «бессмыслицу», трагедию Вассы, хотя сама она, как обычно, считала, что сыграла роль плохо. Надо было лучше, не надо было стараться сглаживать противоречия, наоборот — следовало заострить их еще резче...

Но, тем не менее, путь в историю отечественного театра начался для актрисы Фаины Раневской с роли «Вассы Железновой» в спектакле Центрального театра Красной Армии.

Первый шаг был сделан.

И какой шаг!

Примечания

1. Ныне — Суворовская площадь.

2. К 1940 году напротив Центрального Дома Красной Армии для театра выстроили огромное здание в форме пятиконечной звезды с двумя залами (на 1520 и на 400 мест) и самой большой в Европе сценической площадкой, по которой могли скакать лошади и ездить танки.