Тамара Лякина. «Шторм» в Челябинске

Феномен этой актрисы был в том, что она, практически ничего не сыграв, стала ВЕЛИКОЙ. Другие всю жизнь играют, играют — и ничего. А она — стала.

Летом 1961 года наш Театр имени Пушкина отправился на гастроли в Челябинск. А несколько лет назад под Челябинском произошел ядерный взрыв. Тогда об этом, естественно, не говорили, но когда нас везли на автобусе с аэродрома, то приказали закрыть все окна, и на огромнейшей скорости мы проехали этот участок. За окнами мы увидели деревни, сплошь засыпанные землей, а по дороге, то тут, то там, росли гигантские грибы — гигантские — я таких грибов никогда не видела, ни до ни после. А тогда мы даже не «врубились», что едем на какую-то зараженную территорию.

Фаина Георгиевна тоже, конечно, ничего не знала, но она жутко не хотела ехать на эти гастроли, постоянно жаловалась, искала любые предлоги, чтобы уехать обратно. Дело в том, что накануне гастролей умерла ее наставница и близкий друг Павла Леонтьевна Вульф. Раневская тяжело переживала эту утрату.

Я помню, она вечером после спектакля собирала у себя в номере почему-то молодежь. Сидела перед портретом Вульф, в глазах стояли слезы, и все время говорила одну фразу: «Вот и нет моего дружочка». А мы не придавали этому большого значения, мы были молодые, мало что нас так сильно будоражило.

Дирекция же нашей труппы, потратившая немало сил и времени на то, чтобы уговорить Раневскую поехать на эти гастроли, была заинтересована в том, чтобы всеми возможными и невозможными способами удержать ее, — все прекрасно понимали, что публика ходит исключительно на Раневскую. И чтобы как-то скрасить пребывание Фаины Георгиевны в Челябинске, ей на время гастролей предложили проживание в доме отдыха. А Раневская достаточно трогательно относилась ко мне и перед своей поездкой сказала:

— Дитя мое, вы такая бледненькая и худенькая, поедемте, посмотрим этот дом отдыха!

И вот мы сели в большую машину «ЗИС», как сейчас помню, с рессорами; когда ехали, подпрыгивали на ухабах. Фаина Георгиевна тоже подпрыгивала, причем, наверное, больше демонстрировала, как хорошо ей прыгается и как ей удобно ехать в этой машине. Когда мы приехали в дом отдыха, ей стали показывать, где она будет жить. Она очень долго ходила, смотрела, и было видно, что она выискивала, за что бы такое зацепиться, где бы найти причину, которая не позволила бы ей остаться здесь, а главное — не остаться в Челябинске. И она задала вопрос:

— А где у вас туалет?

А туалет располагался на улице, в отдельно стоящем домике. Она вошла туда, через некоторое время вышла и сказала:

— Нет! Я не буду жить в этом доме отдыха! Я не умею «орлом»!

На гастролях Раневская играла отрывок из спектакля «Шторм» по пьесе Билль-Белоцерковского, события которого разворачиваются в первые годы советской власти. Публика принимала номер, в котором Раневская играла спекулянтку, на «ура». А сцена, значит, такая — она сидит, а следователь ее допрашивает, пытаясь выяснить фамилии тех, кто заманил ее в это дело.

И вот на одном из концертов, после реплики следователя: «А теперь фамилии, называй фамилии!» — она вдруг начинает перечислять фамилии завтруппой, директора театра, администраторов, начальника управления культуры — то есть всех тех, кто заманил ее на гастроли в Челябинск.

Некоторые из перечисляемых стояли в кулисах и чуть ли не падали в обморок. Их спасало только одно — в Челябинске никто не знал их по фамилиям.

Однажды произошло событие, когда ее нежелание оставаться в Челябинске могло быть удовлетворено сразу. Идя на концерт, она подвернула ногу, и нога страшно распухла. Казалось бы — можно просто отказаться от выступления и уехать, сославшись на это, но Фаина Георгиевна прекрасно знала, что люди приходят смотреть прежде всего на нее, Раневскую, а она всегда знала себе цену — всегда! Она знала, какая она актриса, — и это совершенно не умаляло ее достоинств. А потому ей затянули ногу, забинтовали (она ведь там в валенках играет, и нужно было еще влезть в этот валенок!). И она влезла в этот валенок, отыграла великолепно свою сцену и сразу после этого уехала, потому как у нее появился великолепный повод.

Еще во время гастролей в Челябинске мы начали готовить спектакль «Дни нашей жизни» Леонида Андреева. Репетиции были очень интересными. Материал — потрясающий. У Раневской роль матери, а я у меня — ее дочки Ольги. Репетировала она здорово. Она была и страшная (ведь по пьесе мать торгует своей дочерью), и смешная. Мне казалось, что это могла бы быть одна из самых лучших ее ролей, но... К сожалению, ничего этого не состоялось — Фаина Георгиевна отказалась от участия в спектакле.

Тогда для нее стали искать новую роль. Сошлись на пьесе «Корова» Назыма Хикмета, очень популярного в ту пору турецкого драматурга и поэта. Назначили читку. Раневская выставила условие, чтобы Назым Хикмет лично присутствовал при этом. Вызвали из Турции Назыма Хикмета, все собрались, но она не пришла и после этого вообще ушла из театра. Что тогда произошло? С тех пор прошло много лет. Мы были молоды, многого не понимали. Была актриса и ушла. Горько, обидно, но так случилось. Мне кажется, что режиссерам было трудно с ней. Очень трудно. Она ведь — такое отдельное государство. Нужно было предлагать что-то соизмеримое с ее талантом, а это не каждый мог... Да она сама не каждого режиссера приняла бы, потому что, как она говорила, для нее самым главным режиссером был Александр Сергеевич Пушкин. А у нас режиссеры были талантливые, вне всякого сомнения, но Пушкиных среди них не наблюдалось.