Невидимый соавтор
Терпкий талант Раневской породил образы, проникнутые веселой и едкой сатирой. Это жена инспектора гимназии и мать невесты в осуществленных режиссером И. Анненским экранизациях чеховских рассказов «Человек в футляре» (1939 г.) и «Свадьба» (1944 г.)
Экранизация рассказа «Человек в футляре» оказалась далеко не на уровне первоисточника. В картине недоставало главного — раскрытия чеховского внутреннего сюжета, чеховской иронии, обличения пошлости и обывательской узости.
Вполне естественно, не могло изменить идейной направленности фильма самовольное включение режиссером (он же автор сценария) в сюжет некоторых эпизодов из других чеховских произведений; не могло спасти его от неудачи и насыщенное сатирической издевкой, само по себе блистательное, исполнение Раневской роли жены инспектора гимназии (замечу, что значительная часть роли была написана самой актрисой).
Весело было смотреть «Свадьбу», в которой покоряло комедийностью созвездие таких мастеров смеха, как В. Марецкая, О. Абдулов, В. Владиславский, Э. Гарин, С. Мартинсон, Л. Свердлин, М. Яншин. Но — было только очень весело. Не больше. Чеховская сатира потонула в оглушительной суматохе вихревых танцев и блеска ослепительных дамских нарядов. И если присутствовало в этой комедии гневное чеховское осмеяние мира торжествующей пошлости, то лишь в образах акушерки Змеюкиной, которую с присущим ей обаянием играла В. Марецкая, воссоздавшая образ вульгарной и глупой жеманной кокетки, этакой провинциальной львицы, и Настасьи Тимофеевны, матери невесты, в воплощении Раневской.
Роль Настасьи Тимофеевны, гордой участием в свадебном обеде нанятого генерала и кичащейся богатым приданым невесты, актриса расцвечивала множеством резких, порой тончайших язвительных штрихов.
Как много может сказать один жест, одна маленькая черточка! Настасья Тимофеевна знакомится с мнимым генералом. Со слащавой до приторности улыбкой она подает, нет, просовывает руку, прижав локоть к боку и сложив ладонь лодочкой. И вот — готов образ тщеславной мещанки.
Верх воинствующего мещанства — эпизод, в котором оскорбленная ироническим замечанием телеграфиста со смешной фамилией Ять (С. Мартинсон), что приданое невесты «пустячное», мать, увлекая за собой любопытствующих, алчущих сенсации гостей, откидывает атласное одеяло на кровати, нежно ласкает сверкающую белизной постель и, чуть не задыхаясь, угрожающе приговаривает: «Приданое пустячное?!» Затем, распаляясь, вытаскивает из пузатого комода ящики, раскрывает сундук и с остервенением вышвыривает оттуда содержимое. Переполненная гордостью и в то же время тоном оскорбленного благородства выкрикивает: «Приданое пустячное?! Кроме тысячи рублей чистыми деньгами, мы три салопа даем, постель, всю мебель!..»
И летят в воздух, падая на толпу ошеломленных гостей, распростертые салопы, одеяла, простыни...
«Слон и веревочка», 1946 г. Режиссер И. Фрэз. Бабушка
Проявившееся в роли Дуньки неудержимое стремление импровизировать, стало впоследствии органическим свойством творчества актрисы (за это ее любят — а иные... не любят — режиссеры).
В тексте любой исполняемой Раневской кинороли опытному глазу нетрудно обнаружить своего рода соавторство актрисы со сценаристом.
Неистощимость ее актерской инициативы, богатство выдумки, диктуемое потребностью сделать образ выразительней, найти его глубинную сущность, рождают необходимые слова, отмеченные юмором, парадоксальностью, лаконизмом и остротой мысли.
Не раз приходилось Раневской сниматься в картинах, сами сценарии которых не предвещали шедевров, и только ее умение одной-двумя бытовыми черточками, характерной деталью в наряде, несколькими присочиненными фразами внести яркие краски, спасали актрису, да и сам фильм, от неуспеха. Вот почему немало фильмов своим долгожительством обязаны Раневской.
Россыпь афористического остроумия представляет созданная актрисой роль жены инспектора в фильме «Человек в футляре» (слово «созданная» здесь не случайно: эта роль действительно была в большой степени создана самой Раневской).
— Вы знаете, когда я стояла под венцом, — изрекает млеющая от удовольствия инспекторша, примеряя чужое подвенечное платье и фату, — асе мужчины с ума сходили.
И актриса продолжает, вдохновляемая с восторгом слушающими ее дамами, импровизировать.
— В подвенечном платье каждая женщина напоминает деву Марию (кокетливая улыбка)... а на лице — выражение крайней невинности:
И уже увлеченно фантазирует:
— Я помню, один гимназист хотел застрелиться от любви ко мне, но у него не хватило денег на пистолет, и он купил сетку для перепелов.
Бакинский Рабочий театр, 1930 г. В. Кин. «Наша молодость». Шансонетка
С претенциозной прической и пенсне на носу, с неизменной папиросой в зубах музицирует инспекторша, безуспешно пытаясь воспроизвести услышанный накануне мотив. Выстукивает по клавишам одним пальцем и старательно басит:
Почему я не сокол?
Почему я не летаю?..
(В известной украинской песне: «Чому ж я не сокил, чому ж нэ литаю?») И так — неоднократно — одна и та же фраза. Заметив, что вошедший муж (О.Н. Абдулов) навеселе («Опять нализался?! А ну, дыхни!»), она не спеша встает, деловито отвешивает ему две пощечины, и, невозмутимая, возвращается к своему «соколу».
Ни одного лишнего слова, жеста. Каждый мазок кистью — новая черта в сочном портрете глупой мещанки, живущей в грезах о «красивой жизни». «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила!» — с восторгом восклицает инспекторша. И эта фраза, внесенная актрисой в текст роли, сразу же с экрана входит в повседневный обиход.
В одной из ранних киноролей, в фильме «Подкидыш», где главное внимание зрителя неожиданно сосредоточилось на появляющейся несколько раз на экране Лёле, стала крылатой звучащая рефреном фраза: «Муля, не нервируй меня!» Раневская произнесла ее экспромтом во время съемок, испытывая потребность придать образу острую характерность. Комедийный эффект произнесенной фразы, просьбы, прозвучавшей, как приказание, был ошеломляющим. Емкая и краткая, пронизанная юмором, эта фраза выдавала характер повелевающей мужем властной и капризной жены. В то же время ощущались в этой монументальной женщине и лирическая теплота, и доля сентиментальности.
...Вот Лёля у киоска детских игрушек. Подыскивает подарок для найденыша. Дудит в приглянувшийся ей детский рожок.
— Не подходит... — презрительно говорит она в соответствии со сценарием. А Раневская-соавтор добавляет:
— Мотив не нравится.
Театр имени Моссовета В. Билль-Белоцерковский. «Шторм». Мещанка
Леля возмущается кем-то, выпустившим ребенка на шумную улицу, и Раневская от себя добавляет с мелодраматической дрожью в голосе: «...среди такого транспорта!.. На совершенно живых людей наезжают!»
«Муля, за мной!» — была вторая сакраментальная фраза, сжатая, лаконичная, прозвучавшая как выстрел. О популярности, какую приобрел в большой степени образ Лёли благодаря удачной импровизации, говорит такой факт: в газете «Таганрогская правда» местный критик рассказывал, как в дни Отечественной войны на смоленской земле, под Рославлем, когда шел тяжелый бой за безымянную высоту и усталых, измотанных бойцов было трудно поднять в атаку, ротный командир, старший лейтенант Иван Пресняков, встав во весь рост, крикнул: «Муля, за мной!» Солдаты рассмеялись и ринулись за своим командиром. Так неожиданно возникший в воображении комедийный персонаж кино ободрил бойцов.
Пример точной импровизации в «Мечте»: окончилось трудное объяснение. Со слезой в голосе мать умоляла сына по освобождении из тюрьмы — она уже приняла меры, подкупила кого надо — вернуться домой. Он решительно отказывается (движение в зале и глубокий вздох сочувствия несчастной матери). И уже уходя, внезапно, с холодным цинизмом, бросает Раневская — Роза характерную для этого противоречивого образа фразу:
— Ничего. Когда ты захочешь кушать, ты вернешься домой...
Как бы вскользь, между прочим, на полном серьезе обращается в фильме «Весна» Маргарита Львовна к Никитиной: «Аринушка, у меня есть к вам один деловой вопрос: вы когда-нибудь сгорали от любви?» И за этой одной импровизационной фразой возникает ясный образ простодушной и недалекой, одинокой женщины, на старости лет вообразившей себя любимой.
Неожиданная и точно нацеленная актерская инициатива Раневской сообщила современное звучание образу Мачехи в фильме режиссеров Н. Кошеверовой и М. Шапиро «Золушка», поставленном в 1947 году по сценарию Евг. Шварца. Старая, много раз экранизировавшаяся на Западе, очаровательная сказка была по-новому осмыслена авторами фильма. В ней подчеркивалась мысль, что человек должен трудиться, что свободный, а не подневольный труд может делать чудеса. Золушка (Янина Жеймо) добивается успеха потому, что она правдива, доброжелательна, работает с охотой, добросовестно.
Пробы к фильму «Свадьба», 1944 г. Режиссер И. Анненский. Мать
Раневская нашла для раскрытия внутреннего облика Мачехи своеобразное решение. Она придала своей героине социальную окраску, насытив рисунок образа повадками хорошо знакомой нам типичной мещанки, кухонной склочницы из коммунальной квартиры.
Узнав, что Золушка выходит замуж за принца, Мачеха начинает вести себя, как хозяйка королевства. Кокетливо произнося слова сценария: «Жалко, королевство маловато, разгуляться мне негде...» — Раневская деловито добавляет: «Ну ничего, я поссорюсь с соседями (милая улыбка на злом лице), это я умею...» Суетливая и ехидная Мачеха вдруг обретает властный характер и не без самолюбования произносит слова команды, внесенные в текст Раневской: «Солдаты! Босиком за королевской тещей! Во дворец, шагом марш! Ура!»
Подробно выписывая портрет оборотистой и невежественной спекулянтки, королевы Марго, в фильме «Легкая жизнь» Раневская пародирует ее мнимую интеллигентность. Так, между прочим, сообщает Марго, что у нее есть товары «для с высшим образованием», что она тоже, «знала по-заграничному» и у нее даже был (как не узнать стиль Раневской?!) «знакомый француз из Одессы».
Бывало, что режиссеры приглашали актрису сниматься, не имея для нее в фильме роли, рассчитывая на ее импровизационный талант. Об одном таком случае как-то рассказала мне Раневская.
«Однажды позвонил ко мне режиссер и попросил у него сниматься. На вопрос, какая роль, он ответил: «Роли, собственно, для вас нет. Но очень хочется видеть вас в моем фильме. В сценарии есть поп, и, если вы согласитесь сниматься, могу сделать из него попадью». Я ответила: «Ну, если вам не жаль вашего попа, можете превратить его в даму. Я согласна».
Этим режиссером был талантливый, милейший человек Игорь Савченко. Мне вспоминается, как он поставил передо мной клетку с птичками и сказал: «Ну, говорите с ними, говорите все, что вам придет в голову, импровизируйте». И я стала обращаться к птичкам со словами: «Рыбки мои, дорогие, вы все прыгаете, прыгаете, покоя себе не даете». Потом он подвел к закутку, где стояли свиньи: «Ну, а теперь побеседуйте со свинками». И я говорю: «Ну, дети мои родные, кушайте на здоровье».
Что мне оставалось делать, если режиссеры предлагали мне роли, в которых не было текста?»